С товарищеским приветом Александр Вермишев.
По силе возможности, прошу исполнить.
Если случится, что пьесу дадите кому-либо читать, прошу имя автора пока не оглашать, т. к. думаю послать этот труд на конкурс».
Ответ пришел очень быстро. Секретарь Совнаркома Л. Фотиева писала:
«Тов. Вермишеву.
По поручению Владимира Ильича сообщаю Вам, что Ваша пьеса «Красная правда» была послана на отзыв трем литературным редакторам. Отзыв их следующий:
«Наше согласное мнение (всех троих) таково:
1. Как агитационное орудие пьеса должна действовать сильно, особенно там, где переживали гражданскую войну.
2. В художественном отношении страдает длиннотами, искусственностью речи, местами книжностью языка. Подлежит некоторой чистке стиля, сокращениям.
3. Для столичных балованных сцен не очень подходит, но в гущу народную - хорошо».
Он сам знал о недостатках пьесы и собирался ее переделать, но пришло предписание - не позже пятого мая выезжать на фронт. Тогда - времени не оставалось - он отдал пьесу (как она была) Саше Мгеброву, весной основавшему петроградский Рабочий революционный героический театр.
Впервые они встретились в 1903 году. Мгебров в то время учился и о театральной карьере не помышлял. Александр о драматургии тоже не помышлял, они сошлись на Революции. Один работал пропагандистом в рабочих кружках Выборгского района, другой - среди солдат расквартированных в Питере частей. Сошлись - не то слово. Сцепились, схватились. Александр смолоду был нетерпим и горяч, но Мгебров - сущий вулкан. Бушевал, лез в драку, хватался за пистолет. Потом быстро остывал. Не разочаровывался, не стремился сжечь то, чему поклонялся, был преисполнен благодарности старым кумирам, готов был восхищаться ими и... норовил сбежать. Вечно искал что-то неведомое. Ему постоянно казалось, что истина ускользает от него. Он призывал солдат и своих сокурсников-юнкеров к борьбе во имя бедных и угнетенных, но Александру однажды признался: «И ты и твои товарищи кажутся мне наивными мечтателями, которые не имеют ни малейшего понятия о действительности. Я вырос в военной среде, в ней живу, и я вижу реальную силу, противостоящую вам, - русскую армию, которая была, есть и будет за веру, царя и отечество. Пытаться сокрушить эту силу немыслимо». Потом сам себе возражал: «Нет, нет. Душа моя тянется к вам, а для меня всегда важнее чувство, чем мысль, и, хотя я умом этого не схватываю, душою готов поверить, что мы, офицеры, вместе с вами сможем многое сделать. Серая солдатская масса - это ведь целый мир, и разве не от нас зависит близко подойти к ней и воспитать ее...»
В ноябре 1905 года поручик Мгебров в Батуме вывел из казарм минную роту для защиты рабочих от зверств казаков, «усмирявших беспорядки». За эту акцию был приговорен военно-полевым судом к расстрелу. Спасли отчаянные хлопоты отца, генерала и крупного чиновника военно-технического управления. Мгебров был признан душевнобольным и отпущен за границу. Но ни заключение в сумасшедший дом, ни ожидание расстрела не сломили и не умиротворили пламенную душу. Ко всему прочему, помилование, которое исхлопотал отец, не было окончательным, и время от времени по непонятным причинам судебный процесс вспыхивал вновь. Судьба, соответствующая натуре этого человека.
Павел Орленев, встреченный им в Норвегии, увлек его с философского факультета университета в Христиании на театральные подмостки. Мгебров, покоренный личностью Орленева, начал играть в его труппе и рискнул вернуться в Россию.
Александр вновь увидел его в 1907 году - Мгебров был буквально опьянен орленевскои идеей «третьего царства». «Ты знаешь, что такое третье царство?! - кричал он. - Это радость, это праздник, сплошной великий праздник! Но не глупого безделья, а труда и достижений... Мы будем играть в деревнях для народа, для простых крестьян. Устроим настоящий крестьянский театр. Мы научим людей радоваться, сейчас никто этого не умеет. Весь мир погряз в борьбе, в распрях, в тяжком труде, а мы вернем людям чувство радости. Уметь радоваться - это искусство, которым человек должен овладевать как ремеслом... Наш театр - балаган, но одновременно и храм. Наша религия - веселье. Бьющая через край жизнь. Мы играем и живем на виду у всего мира, и крестьяне в любой деревне, зажженные нашим весельем, живут и радуются вместе с нами. Вот настоящая революция! Мы приобщаем к новой жизни не проповедью, не поучением. Показываем людям, как нужно любить, любить жизнь, потому что, пока мы не любим жизнь, не любим себя, не любим ближних, никакие социальные революции нам не помогут!»