Что касается Перекатникова, то его Вован упомянул просто для маскировки, чтоб усыпить бдительность пленников и лишний раз напугать девку.
Последнее удалось в полной мере. Раздеваться сама Вера не стала, но смотрела на приближающегося Олега такими глазами, что бьио ясно: сопротивления не последует.
— Стойте! — крикнул лежащий на полу Фролов.
В его голосе Вовану послышалось не только отчаяние, но он, увлеченный начинающейся потехой, анализировать не стал, просто двинул ногой, припечатав Семена каблуком по макушке, и даже не обернулся.
— А у меня давно стоит, — ответил Олег, вскрывая презервативы и продолжая идти, виляя бедрами.
Он взял Веру за плечо и, потянув, поднял с дивана. Улыбаясь, прошелся рукой по груди и вжикнул «молнией» на джинсах. Застежка опустилась легко, а пуговица вообще расстегнулась сама, после чего Олегыч повернул девушку к себе спиной и одним рывком спустил джинсы до колен.
Вера хотела что-то сказать, но Литовченко, гладя по бедрам, другой рукой толкнул ее в спину, заставив наклониться и упереться руками на диван.
— Сейчас нам будет хорошо…
Все изменилось в один момент, и первым это осознал не Максим, которому полагалось контролировать обстановку за спиной шефа, а Перекатников.
— Там!.. — он протянул руку, указывая, с какой стороны возникла опасность, и в этот момент прогремел первый выстрел.
Девятый патрон, оставшийся после магазинной стрельбы, уже находился в патроннике, так что передергивать затвор нужды не было. Приподнявшись с пола, единым движением Фролов выдернул из-за пояса пистолет и сбил флажок предохранителя. Промазать было невозможно, и две пули, с разницей в долю секунды, ударили Вована в спину. Мир перевернулся.
В детстве Вован не раз представлял свою смерть, и выглядела она по-другому.
«Как глупо, — думал он, пытаясь дотянуться до пистолета, но рукоятка всякий раз ускользала. — Такого не может быть. За что?»
Он не упал, но отшатнулся к стене, освобождая траекторию стрельбы по Олегу, чем Фролов немедленно воспользовался. Первая пуля попала Самокату в живот, вторая — поразила в пах, и он рухнул перед диваном, головой касаясь Вериных ног, взвыл страшным голосом, выгнулся, ударившись затылком об пол, и снова сложился, перевернулся на бок, суча ногами.
На все хватило двух кратких мгновений. Макс ковырялся в носу и был увлечен этим делом, при первом выстреле дрогнул и вырвал из ноздри лишний волос, а больше сделать ничего и не успел, только моргнул — и навалилась темнота.
Тело Чугунского еще сползало на пол, когда Фролов встал и подошел к лежащему у стены Вовану.
Рыча, Базиков тянулся к оружию. — Держи подачу, — равнодушно, словно не в первый раз, Семен протянул к его голове руку и нажал спуск.
Тело Базикова в последний раз дернулось. Ноги выпрямились, штанина левой ноги зацепилась за ботинок правой, обнажая бледную щиколотку.
— Готов.
Потерявший сознание Олег тоже производил впечатление трупа.
Ошарашенный Артем не поднимался, только тряс головой и беспрерывно икал.
Вера ничком лежала на диване, отключившись от происходящего.
Фролов посмотрел на остолбеневшего Перекатникова и поднял пистолет:
— Ну что, сука?
Лицо Валентина напоминало заплесневелую котлету.
— Н-не надо. Я не при чем, меня заставили…
— Значит, хочешь жить?
— Хочу. — Из глаз алюминиевого короля потекли слезы. Помедлив, он упал на колени и неожиданно проворно пополз к Фролову.
Семен отступил…
2
— Черт его знает, куда они делись, — Волгин закурил и оглядел приданные силы, собравшиеся в его кабинете.
Сил было четверо: три оперативных и одна — общественной безопасности, в лице старшего участкового Орлянского.
Участковый и получил задачу первым:
— Вот список вопросов. Идешь по всем квартирам этого дома и по соседним, где окна во двор выходят. Не просто через дверь спрашиваешь: «Не знаете, кто стрелял?», а входишь и обстоятельно говоришь со всеми жильцами.
— А если пускать не будут?
— Выноси дверь. Меня без формы почему-то куда угодно пускают, вот и ты постарайся. Дадут еще людей — пришлю тебе на помощь.
Участковый положил вопросник в свою папку и ушел. Волгин посмотрел ему вслед с раздражением: добросовестность майора вызывала откровенные сомнения.
На первоначальном этапе грамотно проведенный поквартирный обход — одно из самых результативных мероприятий, но все зависит от старания исполнителей и фактора времени. Спрашивать спустя полтора месяца человека о том, кого он видел в день убийства — мягко говоря, нелепо. Разве что в тех случаях, когда перед проверкой нужно набить бумагами бесперспективное дело. Что касается исполнителей, то наибольшее рвение проявляют те, на ком непосредственно лежит ответственность за раскрытие; это понятно и где-то даже правильно. Но Волгина просто бесила нарастающая — особенно среди сотрудников других отделов, привлеченных для разовых мероприятий, — тенденция работать спустя рукава. Особенно ярко это проявлялось среди молодых участковых, только что выпущенных из Академии. Словно там читали лекции «Как сделать так, чтобы больше ничего не поручали». Полная аморфность в сочетании с гонором и нелепые обиды: «Я работать пойду, а вы в кабинете водку жрать останетесь». Попытки объяснить, что существует множество других, не менее срочных и при том чисто оперативных действий, вызывали лишь скептическую усмешку, и Волгин давно бросил объясняться. Была бы возможность, он бы сам пошел беседовать с жильцами, поскольку в девяносто девяти процентах случаев, опросив всего один подъезд, при грамотном подходе сыщется не меньше двух-трех свидетелей. Но возможности делать все самому не было, так что приходилось рассчитывать на чужую исполнительность.