— Ватсон, давайте их поймаем. У меня есть хлыст.
— А у меня — револьвер. Семен сейчас дома у моего человека. Спит. Представляешь, это она вчера весь вечер мне названивала.
— Я догадался. Семен — это…
— Второй. Но брать его в квартире нельзя, засветим источник. Когда он проснется, она отправит его за хлебом.
— Как мы его опознаем, по описанию? Так можно полгорода пересажать. Тем более, мы в таком состоянии…
— Он будет в буденновке и с парашютом. Не переживай, разглядим. Я, конечно, мог бы попросить ее перефотографировать паспорт, но это неинтересно, теряется вся интрига.
— Пистолет у него с собой?
— Она забыла посмотреть, но вряд ли. Если он вооружится, когда станет уходить, она перезвонит. Ну что, погнали? Окропим снежок красненьким!
— Маловато нас. Если он побежит, я вряд ли его догоню. А стрелять, даже по ногам, оснований нет никаких.
— Кого ты найдешь? Твои все или на тревогу летят, как раз в дороге должны быть сейчас, или шнуры телефонные повырывали. Мои, из тех, кого я мог бы пригласить, на операции заняты, добивают то, что мы вчера не успели. А «посторонних» звать — себе дороже обойдется. Да и времени нет. Погнали, да?
— Подожди, обрадую дежурного. Ведь не поверит, подлец: решит, что я от сбора отлыниваю…
Электричка вовремя не пришла. Не было ее и через десять минут, после чего Казначей, сопоставив этот факт с отсутствием пассажиров, прошел к билетной кассе.
Окошко было закрыто. После долгого стука высунулась та же тетка, которая вечером пыталась остановить драку.
— Чего хулиганишь? Билет уже купил, чего еще надо?
— Поезд хочу.
— Не видишь, объявление висит? По выходным утренний отменяется.
— Вчера вечернего не было…
— И завтра не будет! — Амбразура захлопнулась.
Казначей вернулся к столбу, на котором висел выбеленный дождями и солнцем стенд с расписанием движения электропоездов. Действительно, внесены свежие изменения, специальный листочек подколот с нечитаемыми каракулями. Где вчера его глаза были?
Синяки и боль в ребрах не позволяли забыть о происшедшем, а шорох за спиной заставил вздрогнуть и развернуться. Поблизости отирался тот самый гопник в рубахе апаш и драных джинсах, который махал ногами вчера, а несколько минут назад кого-то ждал на перроне. Просунув большие пальцы рук в петли на поясе штанов, он стоял с независимым видом, вроде как читал объявления о продаже дачных участков, в то же время косясь на Казначея. Когда они встретились взглядами, он дернул носом и спросил, без особого, впрочем, наезда:
— Чего надо?
— Ничего, — Артем постарался как можно более миролюбиво пожать плечами, — Просто стою.
— Вот и стой, — не чувствуя себя достаточно могучим, чтобы затеять свару, но и не желая терять лицо перед чужаком, гопник выждал несколько минут, а потом с достоинством спустился по откосу на дорогу и запылил в сторону деревни, поддевая ногами мелкие камни и время от времени оборачиваясь.
Наверное, Казначей бы с ним справился, но предстояло еще три с лишним часа ждать электричку, а за это время местные хулиганы, собравшись в стаю, могли сто раз вернуться и отомстить.
Сойдя под платформу, Казначей достал из сумки гранату и, при помощи обрывков веревки и носового платка, закрепил ее под штанами, в паху. Кто-то ему говорил, что так делают зеки, пряча от шмона заточки и другой холодняк. Конечно, неудобно ходить и страшно за свои причиндалы, быстро не достанешь и не воспользуешься, но в крайней ситуации может спасти — ведь при обычном досмотре там никто, как правило, не шарит.
12
— Сволочь этот ваш Семен, — Игорь приложился к бутылке «Байкала». — Сколько времени уже здесь дохнем?
— Давненько. Ничего, ожидание праздника…
— Зато успели бы выспаться.
— Это ты бы спал, а я бы — с «тревожным чемоданчиком» по плацу маршировал. Или отрабатывал вводную «атака террористов на штаб РУВД».
Сидели в «ауди» Волгина, запарковав машину таким образом, чтобы просматривался и подъезд Любы, и магазин, расположенный метрах в стах от ее дома. Не самое удобное место для задержания, но с учетом сил, задействованных в операции по поимке особо опасного преступника, наиболее оптимальное.
— В квартире брать нельзя — а так он, по-твоему, не догадается?
— Обставимся как-нибудь. Ей, собственно, на него наплевать, она больше переживает, чтобы бандюки не пронюхали. Они ведь его не меньше нашего ищут, узнают, что нам парня сдала — голову оторвут.
Игорь помолчал, обдумывая не самые приятные слова, которые один старый опер может сказать другому немолодому, вздохнул и все-таки сказал:
— Тебя учить не надо, но… Постарайся, чтобы никто из твоих об этом не узнал, хорошо? Не дай Бог, что-нибудь просочится, и будет полный звиздец. И девке, и всей нашей разработке на Дракулу.
— Я понимаю. Хочешь, можешь меня застрелить.
— Давно бы шлепнул, но с кем же тогда пить стану? Вот он!
— Который?
— В красном кимоно. Не туда, балда, смотришь, на второй подъезд глаза разуй!
— Вижу. Не гоношись, разберемся… Черно-красный спортивный костюм Фролова был заметен издалека. Семен шел, сунув руки в карманы куртки, и Игоря это смутило:
— Смотри, как держится. Может быть вооружен. Вдруг она не смогла позвонить?
— Сейчас-то ей кто мешает?
Игорь наклонился ближе к ветровому стеклу:
— Эх, люблю я эту работенку! Я вчера про шахматы говорил?
— Половину ночи, и во сне кричал.
— Забудь! То не я, то мой дурной характер выступал. Знаешь, даже если у нас зарплату вовсе отменят, а за выход на работу будут с нас деньги снимать, ради таких вот минут я подумаю, где их украсть. Зашел в магазин! Так, поехали потихоньку… Не торопись, успеваем.
Развернувшись, Волгин остановил машину у тротуара со стороны торгового модуля с вывеской «Продукты 24 часа». Опять круглосуточный магазин! Лишь бы здесь стрельбу не открыл, столько народу положить может. Или прикроется кем-нибудь… О чем он сейчас думает? Ему ведь должно казаться, что все его ищут, следят за ним, бегут звонить «02». Настолько уверен в своей безнаказанности? Или просто тупое животное, живущее одним часом и тремя инстинктами: перепихнуться, пожрать и нагадить?