Отключил сигнализацию. Набрал шифр. Два поворота ключа. Сейф открылся.
Бразильский револьвер «росси» в кожаной кобуре – личное оружие Дорофеева, которым он никогда не пользовался.
Стопки документов.
Пономарев перебрал их. Листов, вырванных из блокнота, не было и здесь. Закрыв сейф и вернув секцию стеллажа на место, Пономарев задумался. Потом подошел к письменному столу Дорофеева, взял из-под стола плетеную корзину и высыпал ее содержимое на полированную поверхность стола для совещаний. Среди небрежно смятых черновиков лежали мелкие клочки плотной веленовой бумаги. Это было то, что нужно.
Погасив свет в кабинете Дорофеева, включив видеокамеру и заперев двери кабинета и приемной, начальник службы безопасности Народного банка вернул ключи охранникам и заперся в своем кабинете-пенале. Не меньше часа понадобилось ему, чтобы сложить клочки листков один к другому. Это было посложней любого пасьянса, но в конце концов Пономарев с этой работой справился. И хотя некоторые клочки так и не нашли своего места, текст можно было уже прочитать.
Размашистый почерк Дорофеева Пономарев знал хорошо. Другой почерк, убористый, четкий, с чуть отстоящими друг от друга буквами, принадлежал, несомненно, гостю Дорофеева – этому русскому американцу Никитину. Его почерком и была сделана первая запись:
Ни слова о деле. Нас слушают.
Дорофеев. Кто?
Никитин. Не знаю. Говорите что-нибудь.
Дорофеев. Вы уверены?
Никитин. Да.
Записи в блокноте были сделаны не вдоль строк, а наискось, с наклоном в разные стороны, как если бы собеседники по очереди подсовывали блокнот друг другу. Да так оно, видимо, и было.
Дорофеев. Суть вашего дела?
Никитин. Лицензия на разработку Имангды. Месторождение никеля. 120 км от Норильска. Получите для меня.
Дорофеев. Правительство объявит тендер. Конкурс.
Никитин. Конкурентов не будет. Имангда считается бесперспективной.
Дорофеев. А на самом деле?
Никитин. Потом объясню.
Дорофеев. Ваша стартовая цена?
Никитин. 24 млн. долл. Стартовая и конечная.
Дорофеев. Это все?
Никитин. Нет. Акции концерна «Норильский никель». Купите.
Дорофеев. На всю остальную сумму?
Никитин. Да.
Дорофеев. Смысл?
Никитин. Потом продадите. Акции подскочат на два порядка.
Дорофеев. В сто раз?
Никитин. Да.
Дорофеев. Почему?
Никитин. У меня есть информация. Только у меня одного. Во всем мире.
Дорофеев. Какая?
Никитин. Потом объясню.
Дорофеев. Много вопросов.
Никитин. Приезжайте через час в гост. «Космос», отвечу.
Дорофеев. В каком вы номере?
Никитин. Узнаете у портье. Эти записи сожгите.
Пономарев откинулся на спинку черного офисного кресла. Все стало понятно. Если сложить время на эту переписку и разговор – вот они и будут, все сорок четыре минуты. Он нашел и перечитал самое важное место: «Акции подскочат на два порядка». В сто раз. Пономарев уже около пяти лет работал в Народном банке, всех тонкостей финансового бизнеса он, конечно, не знал, но тут и экономистом не нужно быть, чтобы понять, в чем дело. Вкладываешь миллион – получаешь сто миллионов. Вкладываешь сто миллионов – получаешь десять миллиардов. А если это не рубли, а доллары? Десять миллиардов долларов. Ничего себе! Это уже не экономика – астрономия! Дорофеев прав: фантастика. Даже если и афера.
Пономарев вынул из кармана кассету, вставил в магнитофон и наговорил на вторую сторону весь текст – медленно, четко, чтобы не пропало ни одного слова. Потом сгреб в кучку плотные обрывки листков и задумался: что с ними делать? Вернуть на место, в корзину для бумаг? Но для этого нужно снова идти в кабинет Дорофеева, брать в охране ключи, отключать видеокамеру. А если охранники забеспокоятся и прибегут – как объяснить им, что еще ему понадобилось в кабинете генерального директора банка? Да и смысла не было: все равно рано утром придет уборщица и вывалит содержимое корзины в общий мусор. Сжечь? Но бумага плотная, плохо будет гореть, да и запах гари останется. Пономарев нашел оптимальный выход: выбросил клочки в унитаз туалета, находящегося в конце коридора, и спускал воду до тех пор, пока все обрывки не унесло в канализацию. После этого вызвал свою машину, «Вольво-940», и уехал домой.
Только одно не давало ему покоя: как мог Никитин узнать, что кабинет прослушивается? Никаких объяснений Пономарев найти не мог. Он бы еще больше встревожился, если бы узнал, что через полчаса после того, как шофер открыл перед ним заднюю дверцу его служебной «вольво», к подъезду Народного банка подкатил серебристый представительский «мерседес», Дорофеев вышел из него и поспешно, с необычной для его тучной фигуры резвостью поднялся на второй этаж и вошел в свой кабинет. Он забыл выключить видеокамеру, и охранники, привлеченные ярко осветившимся монитором, с недоумением наблюдали за странными действиями генерального директора: не снимая плаща, Дорофеев вывалил содержимое корзины для бумаг на свой стол, какое-то время перебирал бумажный мусор, затем нажал кнопку селектора.
Один из охранников взял трубку:
– Слушаю вас, Илья Наумович.
– Откуда вы знаете, что звоню я?
– Я вижу вас на мониторе.
– После того как я уехал, кто-нибудь заходил ко мне в кабинет?
– Никто не заходил. Только Анатолий Андреевич. Вы забыли включить камеру. Он включил. Что-нибудь случилось?
– Нет, ничего. Все в порядке.