Он пошарил в траве, нашел флягу с водой и напился; но вместо того, чтобы возместить влагу, которую выжарило из него солнце, вода скопилась в желудке и тяжело перекатывалась по стенкам.
Что это? Кажется, мотор?
Впрочем, звук шел со стороны Бандхала. А вот на одном из отрезков дороги мелькнула и машина — охотничий «пикапчик». Плантатор, видно. Вечером будет рассказывать дружкам, что проезжал как раз мимо того места, где произошло нападение. Машина ехала быстро, легко взяла подъем и пронеслась прямо под Фриром — автомобиль-призрак, не расплескавший ленту воды, которой прикинулась дорога.
Он глянул вверх на исчерченное ветвями небо и попытался сообразить, сколько времени они уже ждут. Хорошо бы пошел дождь! Тогда низкие тучи заволокут солнце и ранние сумерки скроют их отступление за реку. Если бы только пошел дождь!
И тут ему показалось… Фрир снова приподнял голову. Да, он услышал его, хотя поначалу и с перерывами, — пронзительный визг двигателя: грузовик медленно, на первой передаче, карабкался по другой стороне дороги. Так же он будет пыхтеть мимо них и на обратном пути в Кхангту. Фрир напряженно прислушивался, как машина вползает наверх, и мысленно пытался представить себе: вот резкий звук выстрела перекрывает натужный стон мотора и обрывает его на самой высокой душераздирающей ноте… А пока пауза на вершине, затем шумное переключение скорости. Он наклонился вперед, чтобы видеть, когда они проедут внизу. Четверо солдат в кузове сидели прямо, как истуканы, их качнуло, как только грузовик начал набирать скорость; сквозь открытое окно кабины виднелось плечо одного из сидящих впереди. На обратном пути шофер окажется с его стороны; надо целиться в верхнюю часть окна, это будет, пожалуй, правильно. Он стреляет первым и должен быть точен. Хорошо бы с первого выстрела снять шофера! Дребезжа и подпрыгивая на волнистом от жары асфальте, машина шла все быстрей, скрылась за поворотом, а через несколько минут появилась снова, сильно уменьшенная, и последний раз уже неслышно мелькнула далеко внизу.
Теперь самое трудное — ждать, когда грузовик пойдет обратно: время так сгустилось в этом коротком промежутке, что заметно было, как тянутся секунды; хотелось подогнать их и страшно было расстаться с каждой.
Он решился заговорить, тихо шепнул:
— Теперь уже скоро, Тину. И услышал взволнованное:
— Я готов, Мэтт.
— Смотри не вскакивай, когда начнется.
Он высунулся и заглянул вниз через край обрыва. Стена падала отвесно всего первые несколько футов, потом начинался склон градусов в сорок пять. Пожалуй, лучше спрыгнуть здесь, так будет быстрей, чем бежать кругом до тропинки.
…Он уже сам не понимал толком, что ощущает на самом деле и что должен был бы ощущать. Вытянул руку и смотрел на нее, пока ползли эти до бешенства медлительные секунды. Рука не дрожала. Интересно, что придумывают другие, стараясь заполнить время? Неужели Анг размышляет о ходе истории? А может, ненависть заглушает у них страх перед боем? Трудно сказать. Но вряд ли. Наверное, все они волнуются так же, как и он, а впрочем, трудно сказать.
Теперь он выглядывал каждые пять минут, чтобы не потерять из виду тот крошечный кусочек дороги, там вдалеке, где прежде всего должен показаться грузовик; но когда ждешь — ничего не происходит; он настолько убедил себя в этом, что даже удивился, когда вдруг увидел машину. Она еле тянулась, то и дело исчезая за деревьями. Он перевел взгляд на другой участок, где она вот-вот должна показаться, но ждать пришлось так долго, что он уже подумал — машина где-то встала. Наконец она выехала на открытое место, и тут он обнаружил, что если отвести глаза и долго не смотреть в ту сторону, то кажется, что машина не сдвинулась с места.
Он потихоньку встал на колени и поглядел в обе стороны дороги, чтобы убедиться, нет ли других машин. А когда снова лег в траву, то уже различал знакомый шум мотора, только еще очень тихий. Но вот переключили скорость — и началось протяжное, надрывное крещендо. Он повернул ружье под нужным углом, снял предохранитель и, крепко упершись локтями, стал ждать.
Еще ничего не видно, только нарастает блеющий, с истерическими нотками вой, точно мотор бьется в нервном припадке. Наконец машина медленно выползла из-за поворота, настолько медленно, что, когда она сделала последний мучительный рывок, чтобы перевалить через вершину холма, он различил и рисунок на шинах передних колес и сверкающее на солнце ветровое стекло.
Выдвинуть дуло немного вперед и взять на мушку квадрат окна с зеленым рукавом. Взять на мушку, взвести курок, целить с поправкой на движение чуть ближе точки, куда посылаешь пулю, и сжимать, до боли сжимать ружье…
Вот оно! Чудовищно громкий выстрел с силой вонзается в горячий полдень, и сразу призрачным, нереальным становится все, что привело к нему, то, что было раньше. Приклад отдает в плечо, и пока Фрир двигает затвор назад и снова вперед, раздаются другие выстрелы — ущелье гудит, и звонкий всплеск бьющегося стекла рассекает гулкое эхо.
Ему кажется, что он видел, как дернулся локоть в окне кабины, но грузовик продолжает идти, вот он уже проскочил мимо. Он стреляет второй раз, стараясь целить в задний край рамы, на коленях поднимает ружье и остервенело дергает затвор. Перекличка выстрелов вдоль обрыва отдается внизу, похожая на нестройную барабанную дробь. Среди солдат в кузове — смятение, но грузовик все идет да идет вверх, лениво переползая на противоположную сторону, и между беглыми залпами по-прежнему слышен пронзительный, жалобный визг мотора. Пулеметчик с перекошенным ртом оглядывается назад, туда, где стоит Фрир, и посылает вверх смертоносную летучую арку огня.
Фрир смотрит, пули взлетают и ныряют вниз, обдавая его дождем осколков камня и земляных брызг. И снова вскакивает — где-то у горла неистово стучит кровь, — видит, как грузовик подходит к впадине, где сидит Тек, словно знает, что там враг, и хочет его уничтожить. Но тут из листвы сверху вырывается свирепая пулеметная очередь, непрерывным потоком, с автоматической яростью, словно дерзко взяв на себя всю тяжесть атаки, она бьет и бьет, с треском осыпая дорогу впереди и позади машины.
Грузовик на ходу опрокидывается, из кузова сыплются люди, он лежит на боку, и переднее колесо продолжает вращаться. Пулемет наверху уже замолк, но с другой стороны дороги раздается одиночный ружейный выстрел.
Фрир встает во весь рост, прижимает к плечу ружье и стреляет прямо в клубок копошащихся возле опрокинутой машины тел. Одному из солдат удается освободиться, он вскакивает и пускается наутек. Фрир прицеливается и стреляет, разрывная пуля со свистом режет воздух и, сплющившись об асфальт, отскакивает рикошетом. Он снова стреляет, целится более тщательно, но в ответ лишь сухо щелкает курок.
Кирин и Анг тоже стреляют с другой стороны дороги, солдат с криком улепётывает, словно ноги сами несут его вниз под уклон, а Фрир торопливо выхватывает из кармана новую обойму и вставляет в автомат. Бегущий вдруг падает на колени, точно кто-то сильно толкнул его сзади. Потом снова встает и, спотыкаясь, зигзагами, с воплем бежит по дороге.
Все это заняло не более минуты — у Фрира еще не перестало покалывать ноги, затекшие от долгого лежания скрючившись. Он подобрал флягу и рюкзак, схватил ружье, шагнул через край обрыва, и его сразу понесло вниз, на дно, он скользил, откинувшись назад, стараясь удержаться на ногах.
Трое солдат, вывалившихся из кузова, так и остались лежать в неудобных позах. Пока он глядел на них, тяжело дыша, подбежали Анг с Кирином.
— Наверное, слышно было в самом Кхангту, — сказал Фрир. — Надо убираться отсюда.
— А что ты думаешь делать с тем, что удрал? — спросил Анг.
— Да ничего. Бог с ним. Анг обогнул грузовик.
— Мэтт, иди-ка сюда. Кажется, тут кто-то еще жив.