Сразу видно, почему Шэфера прозвали Быком: это был не просто полицейский, но к тому же еще огромный детина с неуравновешенным характером. Обычно довольно добродушный, он был подвержен приступам бешенства и совершенно переставал владеть собой; но, что самое страшное, он почти сознательно научился симулировать ярость, когда при допросах хотел применить силу. Томас давно понял, как важно разбираться в его настроениях: если Шэфер злился по-настоящему, его можно было отвлечь шуткой, если же он прикидывался разъяренным, смех лишь толкал его на дикие выходки: он должен был показать, что и на самом деле вышел из себя.
Но, несмотря на внушительный вид Шэфера, стройный, подтянутый Лоринг всегда оттеснял его на задний план, когда они бывали вместе. Лоринг был из тех, кто не ведает ни покоя, ни усталости; казалось, для него в жизни самое важное — найти применение своей колоссальной нервной и физической энергии, иначе он ходил взвинченный, становился капризным и готов был на любую подлость. Неуемная нервозность требовала непрерывной деятельности, и потому многие считали, что он изнемогает под бременем обязанностей. Но Томас знал, что это просто ищет выхода пожирающая его лихорадка. Он только что вернулся из джунглей, где провел чуть ли не целую неделю, и тем не менее в своей наглаженной форме, с начищенной до блеска амуницией имел вид хлыща, никогда и не нюхавшего пороху. Он был хороший служака, и Томас сначала удивлялся, почему он не полковник. Потом ему вспомнилось несколько любопытных эпизодов из прошлой жизни Лоринга: какие-то обвинения в излишней жестокости — хоть и не доказанные, — очевидно, помешали его служебной карьере. Лоринг вроде бы об этом и не вспоминал: он жаждал деятельности и всеми силами добивался назначения туда, где шли бои. Шэфер кивнул Томасу и улыбнулся Веннеру.
— Опять к нам! Делать вам на шахте, что ли, нечего?
— Есть кое-какие дела и в городе.
— Только не вздумайте возвращаться в сумерках, — сказал Лоринг. — Он придвинул стул с прямой спинкой и присел на краешек, готовый вскочить через минуту. — Может, не знаете, что эти бандиты рыщут по моему району, как у себя дома? По правде сказать, — в голосе послышались визгливые нотки, — я даже позаботился сбросить им запасы, вдруг у них там нехватка продовольствия или патронов.
— Зря вы так переживаете, — сказал Веннер. — Я как раз говорил…
Но Лоринг вовсе не желал выслушивать утешения от какого-то проклятого штафирки:
— Наш мистер Томас уже, наверное, сообщил вам, что во всем районе снова вводится затемнение.
— Нет, я этого не знал.
— Тем не менее это так. С завтрашнего дня опять войдут в силу старые правила. Никто не выезжает за пределы города без охраны.
— Уж если я пущу свою машину на полный ход, — похвастал Веннер, — бандитам не так-то легко будет остановить меня. Вы же знаете, я проехал по бандхал-ской дороге как раз перед тем, как обстреляли грузовик.
Присутствующие не могли этого не знать, так как Веннер напоминал об этом всякий раз, когда бывал в клубе.
Лоринг вытащил сигареты и, никому не предложив, закурил. Он всегда курил торопливо, короткими, быстрыми затяжками, бросал на половине, словно не было времени докурить, а через несколько минут брал новую сигарету.
Шэфер тяжело опустился в большое кожаное кресло.
— Только что нанесли визит нашему гостю, — объявил он с комической важностью.
Томас взглянул было с насмешкой на Шэфера, но, вспомнив, что может много извлечь из его болтовни, опустил глаза, улыбнувшись про себя.
— Ну и что? — Веннер даже наклонился вперед, так ему не терпелось узнать.
— Док Прайер стал было скандалить, но мы заявили, что нам надо повидать этого типа.
— Он был в сознании? — Лицо Веннера снова приняло хищное выражение.
— Вроде очухался.
Томас поймал взгляд Лоринга и чуть заметно покачал головой. Лоринг не обратил на это внимания.
— . Все время таращил глаза на потолок, сволочь, на нас даже и не взглянул, — сказал Шэфер. — Я спросил, много ли еще бандитов засело в районе.
— А он взял да и не ответил? — ядовито вставил Томас.
— Молчит и таращит глаза на потолок. Тогда я подошел и прижал рукой повязку на животе. Слегка. Просто чтобы дать ему понять, что я могу сделать, если понадобится.
— И что же?.. — Веннер волновался.
— Закатил зенки. А может, прикинулся. Док взбесился страшно. Кричал, какой ему смысл штопать людей и добиваться, чтобы они могли говорить, если мы встреваем раньше времени. А я ему сказал: «Сами-то вы за кого, док?» Так прямо и выложил. И мы ушли.
Веннер повернулся к Лорингу.
— А это правда, что он был здесь во время войны? Мне говорили, что вы даже знаете его.
— Знаю о нем. Он был одним из лучших офицеров связи.
— Ну и что он тогда из себя представлял?
Лоринг метнул глаза на Томаса и сказал не без ехидства:
— Умел ладить с туземцами. Шэфер громко рассмеялся.
— Завтра мы за него возьмемся. По-настоящему.
И только теперь, когда прошло уже порядочно времени с тех пор, как он прикинулся, что не замечает знаков Томаса, Лоринг сказал сухо и властно:
— Хватит, Бык.
Веннер сделал вид, что ничего не понял. Он встал и потянулся.
— Наверное, не стоит затягивать отъезд. Он подошел к стойке, выпил и, выходя, улыбнулся Томасу, словно хотел подчеркнуть, что вопреки ему все же узнал то, что хотел.
Когда он ушел, Шэфер сказал с раздражением:
— Веннер свой парень. Все мы здесь заодно, разве нет?
— Он-то всегда об этом твердит, — отрезал Лоринг. — Но если что случится, разве будут винить Веннера, или Суэйна, или еще кого из этих доморощенных вояк? Виноваты будем только мы.
— Я не сказал ничего такого, чего они не узнают сами.
— Слишком много болтаете, — сказал Лоринг. — И что еще хуже, не сумели заставить говорить эту скотину там, в лазарете.
— Дайте мне время, — с досадой оправдывался Шэфер. — Увидите, как я примусь за него завтра.
— Чтобы он снова закатил зенки?
— Уж не хотите ли, чтобы мы церемонились с этой сволочью, Вик?
Томас был как нельзя более доволен их стычкой.
— Надо различать две проблемы, Бык, — выступил он в роли беспристрастного слушателя. — Одно дело — получить от него всю возможную информацию, другое — покарать его как изменника. И не надо смешивать одно с другим. Тут требуется совершенно разная тактика.
— Мы его так покараем, что он заговорит. Все они говорят.
— Как, например, сегодня, — напомнил Лоринг.
— Вы сами велели мне приступить…
— Но не прикончить его, так и не выдавив ни слова.
— Послушайте, Бык, — так же спокойно продолжал Томас, — он никуда не денется. У нас масса времени, он получит все, что ему причитается. Но сейчас стоит подумать, как бы не упустить его. Вы только вспомните. Мы ведь не рассчитываем, что у наших ребят язык развяжется в первую же секунду, как их схватят бандиты, правда? А этот прошел ту же школу. Чтобы достичь цели, надо видеть в нем одного из нас.
— Эта сволочь не имеет с нами ничего общего! — вскипел Шэфер. — Пусть у него белая кожа, но он не лучше любого черномазого, засевшего в джунглях. Даже хуже.
— Я говорю не о его морали или политических взглядах. Я говорю о его выдержке, умении выстоять на допросе. Его не запугаешь и не заставишь болтать, как туземца, которого гонит воевать одно пустое брюхо.
— А я говорю, что он трус.
— Человек, который взялся за оружие, зная нашу военную мощь и отлично понимая, что его ждет, если он попадется? Сомневаюсь, чтобы он был трусом.
Томас заметил, что, говоря о нем, они все употребляют либо местоимения, либо бранные слова, точно он потерял право на имя; а может быть, они не хотят лишний раз вспоминать, что, несмотря ни на что, он их соотечественник.
— И не только это. Когда мы применяем пытку, то берем в палачи туземных солдат и делаем вид, будто не знаем, что происходит. В данном случае это вряд ли было бы разумно.
— Ничего, я сам не побоюсь испачкать ручки! Это доставит мне только удовольствие.