«Порежь ладонь. Нужна кровь», — напомнила ба. Я поморщилась от воспоминаний, как долго заживала моя рука, когда я пробовала это ранее. «У тебя сейчас повышенная регенерация, заживет и не заметишь. Даже шрама не останется».
Я выпустила коготь, сама себе удивляясь насколько хорошо чувствовала себя в роли не человека, а драконицы и как легко мне подчинялось мое тело. Видимо, в меня на генном уровне заложены подобные метаморфозы. А теперь я даже чувствую себя так, словно никогда и не была человеком. Удивительное дело.
«Не отвлекайся», — нетерпеливо поторопила меня ба. Я чувствовала ее предвкушение. Ведь понимала, как той больно от моего образа жизни и как та постоянно переживает за меня, боясь, что очередное задание станет для нас последним. Она не говорила (но ее переживания, конечно же, для меня не секрет), но считала, что эта работа не для меня, не для женщины в целом и уж тем более не для химеры, последней из их рода. Обычно женщины-химеры занимались наукой, врачеванием и осваивали мирные профессии, добиваясь там высот. Но… ба признавала, что, оставшись без денег, рода, связей и всяческой поддержки в этом мире приходилось рассчитывать только на себя, и легион был шансом для нас добиться желаемого. Женщине сложно существовать в этом мире и бабушке было больно оттого, что я прохожу через все это. Она даже не раз думала, что лучше бы этот мир и вовсе не возвращал меня, оставил бы на Земле. Пусть мы не знакомились бы, а душа бабушка продолжала томиться в заточении без права на перерождение, зато я была бы в безопасности. Я была не согласна с ней, да и прошлое не жалует сослагательного наклонения. Раз так произошло, значит, для чего-то нужно возращение последней из химер спустя пятьсот лет. Только вот не хотелось быть миссией или спасать этот мир. Все, чего я желала просто забрать своего сына и растить его самой.
Но сейчас не о моих переживаниях и переживаниях моей бабушки. В конце концов, я уже и не мыслю, что могла когда-то не узнать ее, не стать химерой, не создать себе драконью магическую суть и не родить своего волчонка.
Я порезала ладонь и приложила к стене. Кровь впитывалась как губка в грубые серые камни. И вскоре послышался скрежет, какой-то стон, словно за стеной был тяжелый проржавевший механизм, что спустя пять сотен лет пришел в движение.
«Механизма никакого нет. Заклинание напитывается силой твоей крови и активирует руны…» — как всегда, услышала бабушка и тут же поясняла. И вскоре плитки камня начали меркнуть, словно растворяясь, и передо мной открылся небольшой, не тронутый временем кабинет.
Это так поразило меня, как будто я попала в другую реальность. В то время как весь особняк походил на гнилые руины, обезображенные беспощадным временем, кабинет отображал ту роскошь и величественное спокойствие, в которой жила моя семья давным-давно. Я даже не сразу заметила, как затихла бабушка. Сама рассматривала, созданную рукой талантливого мастера, резную мебель из красного дерева. Огромный массивный стол. Два кресла обшитых зеленым бархатом. Хрустальную люстру над головой, тяжелые коричневые шторы на окне, в которое не было видно улицы. Дорогой даже на вид ковер с растительным орнаментом, скорее всего, тоже ручной работы. Остро захотелось разуться и оставить свою грязную обувь на пороге, чтобы не портить светлый лакированный паркет и этот ковер.
Я переступила порог и больше не шевелилась, вдыхая старый запах, но почему-то кажущейся таким знакомым. Чары сохранения законсервировали кабинет дедушки, и я могла хоть немного прикоснуться к его памяти. Ком в горле не давал сглотнуть, но я прогнала мрачные мысли о невозможности познакомиться с ним и о несправедливости Судьбы.
Я посмотрела по сторонам и меня привлекла картина, что висела сбоку от стола. Я, аккуратно ступая, подошла к ней. Там была изображена семья. Моя семья. Слезы все же потекли по лицу. Я подняла руку и дотронулась до старого холста. Провела кончиками пальцев по лицу молодой мамы, одетой в роскошное голубое пышное платье. Она была маленькой принцессой со светлыми глазами и пшеничного цвета густыми волосам. Она сидела на красивой софе цвета пепельной розы, а за ее плечами стояли ее родители. Я, наконец, смогла увидеть свою бабашку. Черноволосую, высокую, стройную женщину в изумрудного цвета платье, с голубыми красивыми глазами. Я находила кое-какие свои черты в ее лице, но стоило только перевести взгляд на светловолосого, гибкого и жилистого мужчину, как сразу становилось понятно, чья я внучка. Даже мама не так была похожа на него, как я. В белоснежной рубашке и черном камзоле, отделанном зеленой строчкой, он был красив. Только глаза у него были темные. И пожалуй, только наши голубые глаза достались нам с мамой от бабушки.