Постучал Антон. Интересуется, жив ли.
Конечно, жив. Только галстук повяжу — и готов.
Сегодня — официальное закрытие чемпионата. С раздачей слонов и прочими фейерверками.
Но сначала я должен перебираться в «Москву». В гостиницу. Поскольку сегодня все участники разъезжаются, а сама гостиница «Минск» после известного происшествия стала казаться местом ненадежным. Нет, меня обихаживают, как стеклянного, но чувствуется — не люб я им. Я бы и раньше переехал, да болезнь мешала. Не до переездов, когда либо пластом лежишь, либо ползёшь к унитазу.
Антон помог с чемоданами, и вот мы едем в «Москву». Гостиница известная, запросто не поселишься, но я, во-первых, некоторым образом, знаменит, три раза по телевизору показали, а уж в газетах без счёта, а во-вторых, есть броня от ЦК ВЛКСМ.
Приехали.
Я заселился уже в «Люкс», безо всяких «полу». Советский классицизм, прочный, монументальный, надёжный. Всегда приходит на ум Собакевич. Дуб, так дуб, мрамор, так мрамор.
Антон зацокал языком:
— Должно быть, дорогой номер.
Я не ответил. Антон, поняв неуместность замечания, перевёл разговор на итоги турнира.
— Ты сыграл на фишеровском уровне, если судить по формуле профессора Эло.
— Это радует.
Результат и в самом деле отличный, но с Фишером встречаться буду не я. Поезд ушёл, отборочный цикл начался еще год назад, когда я был перворазрядником. Летом этого года игрались межзональные турниры, и теперь отобравшиеся восемь кандидатов на матч с Фишером начнут играть между собой навылет. Победитель цикла и встретится с Фишером. Среди претендентов большинство наши, советские. Карпов, Корчной, Петросян, Полугаевский, Спасский. Для них и межзональные турниры, и эти матчи куда важнее, нежели первенство СССР, и потому они если и расстроены тем, что провинциальный Чижик их перечирикал, то самую малость. Дебютные заготовки берегут на главные партии. Силы экономят. А силы, как я понял, потребуются колоссальные.
Ну да ладно. Подожду. Будет новый цикл, будет и песня. Не к спеху.
Вещи разбирать я не стал. Потом. А сейчас — в ЦДКЖ.
Такси перед «Москвой» пасутся всегда, и вот мы едем, едем, едем…
Нет, не так долго и едем, но сейчас мне каждая минута в пути кажется если не часом, то около того.
Всю церемонию подведения итогов я вглядывался в зал. И высмотрел. Минут за десять до финала пришла маменька, а с ней Галина и какой-то бравый артист. Артистов я распознаю издали. Не глядя в лицо. Шагу в простоте не ступят. И походка другая, и общая кинематика.
— Ну, Миша, молодец! Поздравляю, — сказала маменька. А Галина так и расцеловала.
— Медаль и в самом деле золотая? — спросил бравый артист.
— Говорят, да. Дорог не подарок, дорого внимание.
Посмотрели на медаль, потрогали, но на зуб пробовать не стали.
И мы отправились отмечать мою победу, а заодно и девятнадцатилетие.
Девятнадцать мне будет завтра, но завтра маменька занята очень, а сегодня — не очень. Антон понял, что мне не до него, и распрощался издали. Ему учиться нужно. На языки налегать. Ну, и книжечку писать о моей победе. А так как он мой тренер, то и его капля меда в том труде есть. Вечером — его поезд назад, в Чернозёмск.
Победу и день рождения отмечали в «Арагви». Всё было превосходно, приветливые официанты, замечательный стол, прекрасная обстановка, и, конечно, волшебное вино.
Вот только я пробавлялся боржомом. Диета, говорю. Ну, диета, так диета, соглашались все. И через минуту опять удивлялись, что я ничего не ем и не пью.
Я расхрабрился и начал есть, вызвав всеобщее одобрение. И в самом деле, если инфекция побеждена — а она побеждена! — нужно же восполнять утраченные килограммы иллюзий… нет, утраченные силы. Но начинать нужно, как трогается поезд дальнего следования — медленно-медленно. Чтобы желудок привык.