Смыслов медленно зааплодировал. Остальные молчали. Ждали, что скажет старший.
Батуринский не торопился. Думал. Потом сказал:
— Что ж, Михаил, думаю, оргкомитет чемпионата Советского Союза в целом разделяет вашу позицию. Желаю успешного выступления на турнире.
Я понял намёк и откланялся.
— Что это было? — спросил Антон в коридоре.
— Наш ответ лорду Керзону. Ничего. Пустяки. Идём.
От Дома Железнодорожников до гостиницы Минск добираться минут двадцать, двадцать пять. Он, Дом, стоит на площади Трех Вокзалов, душа в душу с вокзалом Казанским. Нам нужно было дойти до станции метро «Комсомольская», доехать до Белорусской, пересесть и проехать остановочку до «Маяковского». А там пять-шесть минут ходьбы по улице Горького до гостиницы «Минск», где и разместились мастера и гроссмейстеры. Значит, и я.
Наш чернозёмский спорткомитет средства на турнир выделил скромно. Под копейку. Когда мы утром прибыли на место, то узнали, что я должен жить в двухместном номере, небось, не гроссмейстер, а Антон и вовсе в гостинице «Заря». Но с этой проблемой Антон справился быстро: мне предоставили одноместный «полулюкс» (судьба!), а вместо меня в двухместном номере будет жить Антон. Собственно, это и не проблема вовсе была, а просто дополнительные расходы. Приемлемые.
Поужинали в гостиничной кафешке. Ну, тоже приемлемо.
И пошли развлекаться.
Антон всё норовит меня потренировать. Он, помимо того, что друг, ещё и квалифицированный шахматный тренер. А квалификация, тренерская категория, зависит от успехов тренируемых. Это и авторитет, и зарплата, и перспективы. Одно дело, когда подопечный добился третьего разряда, другое — первого, а уж если он — мастер спорта и чемпион РСФСР — так и совсем хорошо. Но аппетит приходит во время игры. Но Антон, полагаю, боится, что его оттеснят. Найдется тренер посолиднее. Лучше разбирающийся и в шахматах, и в околошахматной жизни.
Так-то оно так, уже закидывают удочку, но мне нужен тренер, которому я могу доверять. Это главное. Антону я доверяю. Но, конечно, это не отменяет требований смекалки, сноровки, расторопности, всякого рода знаний и прочих качеств тренера-оруженосца. Пусть учится, набирается опыта, заводит знакомства. Вот и сейчас он будет жить вместе с Орестом Аверкиным, участником турнира, шахматистом и шахматным тренером. Полагаю, через самое непродолжительное время у них начнется обмен опытом, «меняю фунты на рубли».
А пока мы вышли на вечернюю прогулку. Москва — город спокойный и безопасный, улица Горького — не какой-нибудь Бродвей. Ну, и два парня — это два парня. Антон крепкий даже с виду, с пяти шагов ясно — человек в армии делом занимался, а не картошку чистил. А я, что я… Я готов к труду и обороне, вот. Между прочим, без норм ГТО звание мастера не дают, так что я удачно весной на стадион «Динамо» зашел.
Прошли совсем немного — и пришли к Музею Революции. Только улицу перейти. Закрыт, конечно, по позднему времени. Нужно будет заглянуть.
— Ты так интересуешься революцией? — спросил Антон.
— Интересуюсь. И, кстати, до революции в этом доме был Аглицкий Клоб, в котором Александр Сергеевич Пушкин регулярно проигрывался в карты. Сто сорок лет назад Пушкин стоял на этом месте и думал, зайти, не зайти… А теперь здесь мы, и такого вопроса перед нами нет. Закрыто.
Мы ещё погуляли, и повернули назад, в гостиницу. Режим дня есть необходимое условие для успешного выступления в турнире, учит Михаил Ботвинник. Кто-кто, а он шахматное дело знает туго.
Антон пошел налаживать контакты с соседом по номеру, а я — в свой полулюкс. По пути посмотрел доску объявлений. Открытое письмо жены Кереса убрали. Моего ответа нет. Ну, и не нужно. Много чести для Марии Августовны.
В гостинице, кстати, участников не так и много. Во-первых, изрядная часть их москвичи, а у остальных есть в столице родные и близкие, у которых те и остановились.
Из-за дверей номеров слышна музыка. Программа «Время», девять часов. Не рано, но и не слишком поздно.
Гостиница большая, и, как во всякой порядочной гостинице, есть в ней холлы и даже салоны для того, чтобы проживающие могли собраться и культурно провести досуг. В таком вот салоне я даже пианино нашел. Не мешало бы настроить, ну, да чем богаты. Я подсел к инструменту и минут двадцать музицировал. Стараюсь при каждой возможности, чтобы не забыть, как это делается. Дома-то ждет любимый «Блютнер», но я-то не дома.