— Совсем плохо, — согласился Суслик. — Отвратительная организация. На какое конкретно время назначено мероприятие? Что мешало предупредить накануне, чтобы мы тепло оделись? Или хотя бы на час раньше — чтобы те, кто близко живет, сбегали домой, переоделись. Почему не обеспечили горячим питанием? Сменой, когда одни греются, другие машут флажками? Нужно разобраться, от кого и когда поступило распоряжение, нет ли здесь преступной халатности. У меня уже болит горло. А если у кого-нибудь случится воспаление легких? Или отморожение чего-нибудь? Встреча иностранной делегации — дело серьёзное, а его пустили на самотёк. Не подготовили, не провели разъяснительную работу… И за меньшие промахи… — он не закончил, махнул рукой.
Матереет Суслик. Прямо на глазах матереет.
Но тут мы пришли к цели.
Проспект Ильича, дом шестнадцать — это здание Чернозёмского почтамта. Большое, солидное здание, возведено в 1909 году, о чем указывает дата на фасаде. В то время в Черноземске жителей было впятеро меньше против нынешнего, но, видно, строили с расчетом на будущее, и не ошиблись: внутри и сейчас просторно. Особенно утром в понедельник.
Мы сели за большой дубовый стол, человек на пятнадцать точно. Все уместились. Таких столов по залу стояло с полдюжины — письма, что ли, писать, или прессу почитывать. Кто знает, как оно было, до революции?
Сейчас на столе, покрытом плексигласом, были казенные письменные приборы — чернильницы, канцелярские ручки, телеграфные бланки, бланки для переводов, для посылок, подписные каталоги и бланки — вот хоть прямо бери и выписывай «Правду», «Огонек» или «Женминь Жибао». Это Сеня Юрьев отыскал в каталоге зарубежных подписных изданий. Вроде бы с Китаем у нас не очень, чтобы очень, а выписать газету — запросто. И стоит не дороже «Труда».
Я полистал, в надежде найти «Фольксштимме» — а нет её. Странно.
— Возможно, потому что Китай — страна социалистическая, а Австрия — капиталистическая, — предположила Ольга, когда я поделился печалью.
— Но газета-то коммунистическая! — возразил я.
— Но платить-то за неё нужно твердой валютой, — ответила она. — С Китаем, наверное, взаиморасчеты, мы им «Правду», они нам «Женминь Жибао», а австрийцам шиллинги подавай.
— Ещё вариант — здесь лист вырвали, — сказала Лиса. — Страницы пропущены.
Пойти, поискать другой каталог не хотелось. Лень. И ноги болели, отогреваясь с мороза. Видно да, здорово мы охладились. Вовремя ушли. А то и правда легко отморозить пальцы. И ничего смешного. Только больно.
— Ну, а как оно там, в Австрии? — спросил Сеня.
Мы вернулись в Москву в пятницу, задержались в столице на сутки: я отчитывался перед Спорткомитетом, у девушек были свои дела. Приехали в Чернозёмск вчера утром, а сегодня вышли на занятия. И увиделись с сокурсниками.
Понятно, им интересно.
Люди, помимо прочего, делятся на тех, кто был за границей, и кто не был. Если брать послевоенное поколение, то первых очень немного. Вот и интересно.
— Австрия, она такая… — начала Лиса. — Капиталистическая. Если у тебя много денег, то можно жить красиво. Рестораны, магазины, роскошное жилье, в общем, чего душа пожелает, то и купишь. Если с деньгами средне, то и живешь средне. Но все время переживаешь, как бы не потерять деньги, работу, здоровье. Ну, а если денег мало или вовсе нет, тут и говорить не о чем. Без денег жизнь плохая.
— Без денег жизнь везде плохая, — сказала Нина Зайцева.
— Не спорю. Но видишь, вон — объявление? — показала Лиса.
Действительно, у дверей на большом, с газету, листе ватмана было написано: «Требуются сортировщицы почты, почтальоны, операторы-телеграфистки».
— Можешь прямо сейчас пойти и устроиться на работу. Сюда, на почтамт. На фабрику, в общепит, в мастерскую, да куда угодно. Ну, если образование позволяет. А образование у нас бесплатное. Хочешь троллейбус водить или трамвай — на курсы запишут, и, пока будешь учиться, хорошую стипендию назначат. А там — шалишь. Там мусорщиком устроиться трудно, по наследству передают место. Так что капитализм — кому как. Для пяти процентов — жизнь в роскоши, четверть живет прилично, а остальные — как придётся.
— Что, и голодающие есть?
— Ну, чтобы совсем голодающие — не видела, да ведь и не покажут. А бродяг, что по помойкам шарят, видела.
— Прямо по помойкам?
— Прямо.
Посмотрели на меня. Я кивнул, подтверждая. Было. Видели. Мужичок шарил, шарил в ящике и вышарил вполне приличные туфли. Ну, с виду. С двадцати метров не очень и разглядишь, а ближе мы не подходили. Тут же мужичок сел прямо на скамеечку, примерил туфли и, довольный, дальше пошёл в обновке. А свои, старые, бросил в ящик. Порядок!