— Вы думаете, Шерли, что поступили правильно? Вы могли бы черкнуть несколько слов, могли ведь? Что это за новый парень, о котором вы не хотите мне говорить?
Шерли мгновенно вспыхнула.
— Предположим, я с кем-то была. Какое вам дело? Я еще не ваша, не так ли? Я говорила вам, что у меня нет никого, и я хотела бы, чтобы вы больше не приставали ко мне с этим. Я ничего не могла поделать в четверг... Вот и все... Я вовсе не желаю выслушивать ваши замечания... Вот и все. Если это вам не по душе, можете больше не приходить.
— Не говорите так, Шерли, — взмолился Бартон. — Вы ведь этого не думаете. Но если я вам больше не нужен, я не буду надоедать.
И так как Шерли не нашла лучшего выхода, как надуться, он ушел, и с тех пор она его не видела.
Как-то, вскоре после того как она порвала с Бартоном и стала избегать посещения железнодорожной станции, где тот работал, Артур в условный день не явился, даже не предупредив. Только назавтра она получила в магазине записку: он сообщал, что по делам своей фирмы уехал из города до воскресенья и не мог известить ее об этом, и что придет во вторник.
Это было для нее страшным ударом. Шерли сразу же представила себе, что последует дальше. На мгновение ей показалось, что весь мир обратился в пепел, повсюду остались только черные обуглившиеся развалины и среди них она обречена провести всю жизнь. Она совершенно ясно сознавала, что это только начало ряда подобных дней и подобных извинений, что скоро-скоро он уйдет навсегда. Она ему начала надоедать, и недалеко то время, когда он перестанет даже извиняться. Она чувствовала это, и холод и ужас охватили ее.
Немного спустя Артур стал проявлять то равнодушие, которого она боялась и ожидала. Сначала — какое-то деловое свидание, назначенное ему в среду вечером, как раз тогда, когда он должен был прийти к ней. Затем он опять уехал из города до воскресенья. Потом он уехал на целую неделю — это было абсолютно необходимо, сказал он, его коммерческие дела разрослись. А как-то он бросил фразу, что никогда ничто не сможет стать ему на пути, если дело будет касаться ее. Никогда! Ей и в голову не приходило напоминать ему об этом: она была слишком горда. Если он собирается уходить — пусть уходит. Она не желает, чтобы ей пришлось самой себе говорить, что она пыталась удержать какого-нибудь мужчину. И все-таки мысль о разлуке причиняла ей жгучее страдание. Бывая с ней, он казался достаточно нежным; Только иногда в его глазах появлялось отсутствующее выражение, и можно было подумать, что он слегка скучает. Другие девушки, особенно хорошенькие, казалось, стали интересовать его не меньше, чем она.
А длинные мучительные дни, когда он не показывался неделю, даже две! Ожидание и томление, блуждание по магазину и дома по квартире. За работой она иногда делала ошибки, которые ей ставили на вид, но она не могла освободиться от мысли о нем: и по вечерам дома она бывала такой рассеянной, что отец и мать обращали на это внимание. Ее родители заметили (она в этом не сомневалась), что Артур больше не приходил или приходил гораздо реже, чем прежде, и поэтому она говорила, что идет куда-нибудь с ним, на самом деле уходя к Мейбл Гоув; заметили они, конечно, что и Бартон покинул ее: после того, как она оттолкнула его своим равнодушием, он перестал бывать и, очевидно, никогда не вернется, если только она сама не позовет его.
Тогда ей пришла в голову мысль спасти положение, снова вернувшись к Бартону, воспользовавшись им и его любовью, доверчивостью и, если хотите, бесцветностью, для разрешения стоявшей перед ней задачи.
Но сначала следовало послать Артуру любезное письмо с просьбой вернуть те несколько записок, которые она ему писала, и по ответу решить, нет ли хоть проблеска надежды. Она не видела его почти месяц, а в последнее их свидание он сказал, что, может быть, скоро вынужден будет на время покинуть ее, так как уедет на работу в Питсбург. И вот теперь она держала в руке его ответ из Питсбурга! Это ужасно! Будущее без него!
Но если она вернется к Бартону, тот никогда не узнает, что произошло в действительности. Несмотря на все восхитительные часы, проведенные с Артуром, она, без сомнения, сможет позвать назад своего поклонника. Она никогда окончательно не порывала с ним, и он это знал. Иногда ей бывало бесконечно скучно, когда он являлся — в дни, не занятые Артуром, — с цветами или конфетами или с тем и другим и, сидя на крыльце, рассказывал о железнодорожных делах или каких-нибудь их старых друзьях. Временами она думала, что стыдно обманывать такого терпеливого, добродушного, ни секунды не сомневавшегося в ней человека, как Бартон, обманывать ей, так страдавшей по вине другого. При этом она не сомневалась, что родители все видят и понимают, но как она могла поступить иначе?