После того, как зимнее небо потемнело, Сет, Мэтт и Дэнни сидели снаружи вокруг ревущего костра, потягивая виски, куря сигары и болтая о всякой всячине. Это была одна из его любимых рождественских традиций… но дерьмовый фильм, где красивая девушка выбрала злодея, продолжал забивать ему голову.
Внезапно Коннер выбежал из дома.
— Дэнни, скорее! Мэгги… Пора! Мама помогает ей надеть пальто.
Его брат встал и выплюнул виски в огонь, глядя широко раскрытыми от ужаса глазами.
— Я… я не готов быть отцом.
Грейс приблизилась, улыбка тронула ее губы, когда она прижалась лбом к Дэнни:
— Ты будешь потрясающим отцом. У тебя были лучшие образцы для подражания на планете.
Сет проглотил комок эмоций. Она имела в виду их отца… и его самого.
Дэнни собрался с мыслями и кивнул:
— Давай сделаем это.
Сет действительно гордился им — пока Дэнни не бросился к краю патио и не выплюнул свои кишки на чистый снег.
— Вот и смирись c этим, брат, — Сет хлопнул его по спине. — Не волнуйся. Мы тебя прикроем.
Дэнни вытер рот тыльной стороной ладони.
— Я в порядке.
Погрузившись в две машины, они поехали в больницу. Анна Мэй Купер родилась часом позже, что сделало ее появление на свет кульминацией их Рождества. Мать и дочь прошли через это с честью, в то время как громкий клан Куперов ликовал, заработав неодобрительные хмурые взгляды от медсестер.
В последующие дни новорожденный ребенок наполнял дом радостью. Для Сета это было горько-сладкое ощущение. Он оставался раздражающе неуравновешенным. Все обходили его стороной. Лишняя передышка была приятной, но он не мог избавиться от гнетущей потребности в чем-то… где-то… или в ком-то. Сет списал бы это со счетов, потому что в это время года у него всегда все путалось в голове. Но он чувствовал себя так, словно вырос из собственной кожи.
После праздников всё наладится. Должно наладиться.
Наконец наступил Новый год — вместе с жутким похмельем. По крайней мере, его братьям жилось не лучше.
Он собрал свои принадлежности и приготовился вернуться в город к нормальной жизни, радуясь, что отпускное заточение с его благонамеренной семьей подошло к концу. Потом он провел выходные, приводя в порядок свой особняк и пытаясь погрузиться в работу. Но продолжающаяся пустота тяжело давила на него. Где же тепло и радость? Он оставил их в Лос-Анджелесе. С Хэвенли, которая постоянно вторгалась в его мысли.
Как она провела Рождество? Встретила Новый год? Неужели она праздновала в постели Бека?
В понедельник утром, когда он стоял под душем, его мысли снова обратились к голубоглазой красавице. Еще до того, как он наклонился, чтобы вымыть яйца, его член встал по стойке смирно. Отказываясь дрочить еще раз, Cет выключил горячую воду и позволил ледяным брызгам окатить его тело, пока его нетерпеливый орган, наконец, не сдался. Когда он вышел и посмотрел на свое отражение в зеркале, на него смотрело незнакомое лицо с пустыми глазами.
— Что, черт возьми, с тобой не так?
Ничего бессмысленного, несложный секс всё вылечит.
Должно быть, так оно и было. Между горестями Лиама, хитростями Хэвенли и всей этой семейной близостью, он не спал уже несколько недель. Пора исправить это дерьмо.
Он шел по своему рабочему дню, его мысли уже были заняты вечером и тем, что он сделает, чтобы избавиться от этого недуга. После замороженного ужина перед телевизором он посмотрел на часы. Почти девять. Пора найти свои кожаные штаны, отправиться в «Граффити» — его странный дом вдали от дома — и снова взять под контроль свою жизнь.
Двадцать минут спустя он сидел на табурете, впитывая осязаемый гул, исходящий от домов и саб в подземелье, и вдыхая пьянящий запах секса.
Джемма, саба с волосами цвета виски и бледно-зелеными глазами, бочком подошла к нему.
— Я уже начала думать, что вы покинули нас навсегда, сэр Сет.
Хотя у него и не было возможности поработать над ней, она определенно была на его радаре до того, как сигнал бедствия Лиама вывел его на запад. Джемма была в его вкусе — на несколько лет старше, опытнее и не интересовалась мастером на полную ставку. Несколько недель назад он страстно желал, чтобы она была под его контролем и в его постели. Его нетерпеливый член оцарапал молнию в тот момент, когда он увидел ее стройное, полураздетое тело. Теперь он даже не дернулся.