– Вряд ли тебе эта заграница понравится – пыльно и скучно. Как в Уварово, только жарче.
– А как же родственники – грустят, что меня никогда не видели!
– Это точно, – ласково улыбнулся Ален, – но с дядей мы после бабушки и не общались ни разу. У мамы своя семья… Хотя мама, конечно, хотела бы тебя увидеть.
Лена помолчала.
– А отец? Ты его так и не видел здесь?
– А я и не пытался. Это бабушкина была идея – в его город ехать учиться, мне всё равно было. Зато я тебя встретил здесь!
– Даже странно…носим с тобой фамилию человека, может, по сто раз видим его на улице – а не знаем.
– Мне почему-то кажется, что его уже нет здесь. А может и родом он был не отсюда, мама перепутала что-то. А фамилия неплоха – Ален и Елена Казаковы! Как?
Лена уткнулась Алену в живот, обхватила двумя руками за талию и начала раскачивать, бормоча:
– Ты чего какой хороший? Почему ты такой хороший?
Ален закрыл глаза и улыбался.
Имя ему выбрала мама, восемнадцатилетняя Мадина, но фамилия и отчество были от русского отца. В России Казаков Ален Юрьевич не звучал иностранцем, шутили только над любовью его родителей к кино. Внешность у него не привычно казахская: тёмные волосы и широкие брови, стоящие высокими арками и лихо закрученные на переносице, но глаза миндалевидные зелёные. Лена же была кареглазая, смуглая и если отдалённые знакомые слышали что-то про Казахстан, то относили это к Лене, а не Алену. Детство его было счастливым; незамужняя беременная Мадина осталась с родителями, и хотя её отец бушевал, узнав обо всём, после девушку ни разу не попрекнули. Только старший брат Мадины, считавший себя националистом, остался холоден к на половину русскому племяннику, забыв собственную русскую бабку – мать отца. Словно назло брату, спустя шесть лет после рождения Алена, Мадина вышла замуж за русского, переехала в Астану, и родила ещё двоих детей. Ален оставался с бабушкой и дедом, пока они в один год не ушли; в тот же год Ален уехал учиться в Россию.
Всю ночь ему снился Кульсары, принимавший почему-то облик Тамбова. Когда он проснулся, в комнате было темно. Ален дотянулся до телефона, на экране высветилось 9.10 – мрачный дождливый день не проникал за плотные шторы. Суббота, не нужно было никуда идти, но он тихонько поднялся.
– Куда? – схватила его за кисть Лена.
– Проснулся что-то. Ты спи, если хочешь.
– А время?
– Девять. Десятый.
Лена отпустила его руку и повернулась на живот.
Когда она встала и вышла на кухню, Ален читал.
– Что читаешь?
– «Защита Лужина». Набоков. Про шахматиста.
– Знаю про что. Это моя книга. Он умрёт в конце.
– Ну вот. Но я всё равно дочитаю.
Лена открыла холодильник.
– Будешь суп?
– Я позавтракал. Ты себе грей, я посижу с тобой, – Ален улыбнулся, и встал, чтобы обнять Лену.
На несколько мгновений она замерла, потом высвободилась и достала кастрюлю.
– Что будем делать сегодня? – недовольно спросила Лена.
– А что ты хочешь?
– Не знаю! Поэтому и спрашиваю у тебя.
– Можно в кино сходить.
– На что? Супер-героев что ли смотреть?
– Да, хорошие фильмы летом редко в прокат пускают.
Лена поднялась, но, увидев на столе ложку, села обратно.
– Умереть можно от скуки в нашем городе. Такое чувство, будто я за целый месяц только и видела, что рабочий компьютер и дождь. Либо я смотрю в окно и вижу дождь, либо на работе смотрю в компьютер.
– А меня разве не видишь?
– Да что ты сравниваешь! Я совсем не об этом. Тебе хорошо – сходил на работу: порисовал что-то, полепил с детишками и – свободен. Ну и всякие конкурсы, выставки – хоть запоминаешь, как жизнь проходит.
– Мы ещё и по дереву вырезаем, – пошутил Ален, но тут же участливо спросил, – Может тебе что-то другое поискать?
– Что? Где у нас можно работу найти? В кафе «Кафе»?
– Зачем уж так радикально…
– Не за чем! Что говорить то.
Лена замолчала. Она чувствовала, что несправедлива к Алену и не хотела ему грубить, но раздражение прорывалось наружу. Не зная, как его выплеснуть, Лена встала, быстрым шагом прошла в комнату и, прогремев дверью, вышла на балкон. Поочередно переступая ногами с полной ступни на носочки, Лена положила руки на перегородки балкона и выглянула наружу. Маленькие капли дождя падали на лицо, но ощущать их было не так уныло, как наблюдать колечки на лужах. Двор был почти пустой, только на детской площадке, в беседке, сидели двое. Приглядевшись, в одном из них Лена узнала соседа, молодого парнишку, младше их с Аленом лет на пять. Они напомнили Лене день свадьбы.
Родители настояли, чтобы всё было широко, главным образом – стол, на огромное число гостей. Приглашать всех родственников, даже дальних, казалось родителям долгом и делом чести. Застолье требовало ведущего и фотографа, гости – соответствующие развлечения, включая выкуп невесты. Мама просьбами и слезами вынудила Лену купить пышное белое платье и пригласить парикмахера, но участвовать в остальном Лена отказалась наотрез. Ни мамины упреки, ни папины покрикивания не помогали – Лена не видела ни кафе, ни ведущего до самой свадьбы.