К тому времени как разобрали проход в завале и прошли на ту сторону, начало темнеть. Но на той стороне их ждали радостные новости.
Княгиня Дадиани приготовила свой чудодейственный отвар, которым уже поила Ирэн после «мистического сеанса». Жар у Ирэн спал, и она пришла в себя.
Горное княжество. Монастырь Гареджа.
Забела стоял и смотрел на развалины монастыря. Получается, что он зря проделал этот путь? Куда теперь? Сколько ещё он сможет прожить в небольшом охотничьем домике на скале? Либо он не уследит, и она бросится со скалы вниз, либо она устроит пожар и на этот раз, и он может сгореть в этом огне.
Он так рассчитывал, что здешние монахини ей помогут, а он сможет вернуться в Москов.
Забела стал обходить развалины и попытался пройти к одной из сохранившихся башен. Когда он зашёл внутрь, то увидел, явные следы того, что здесь кто-то живёт. В дальнем от входа углу из камней была собрана самодельная печка, рядом стояла кровать, сколоченная из обломков.
Вдруг из-за спины раздался голос:
— Кто ты? И зачем пришёл в эту обитель скорби?
Забела обернулся, позади него стояла монахиня, на ней было монашеское одеяние, ряса, подвязанная верёвкой, ноги её были босы. В руках она держала корзинку, в которой лежали какие-то овощи или грибы
— Я приехал в монастырь, — сказал Забела
Монахиня тяжело вздохнула, прошла мимо графа, присела на кровать и принялась разжигать печь
Забела, поняв, что его не выгоняют, тоже подошёл ближе к монахине:
— Что случилось?
— Видишь? Нет больше монастыря. Месяц назад напали ширванцы, всех моих сестёр убили, а детей увели с собой, —снова тяжело вздохнув сказала монахиня
— Детей? — удивлённо переспросил Забела
— Да, — кивнула монахиня, —здесь при монастыре был приют, дети лучшие лекари души, особенно сироты
— Ты же тоже кого-то привёз? — неожиданно спросила монахиня
— Д-да, привёз, она совсем плохая, сына потеряла, жить не хочет, — тоже вздохнув сказал Забела
— Ещё месяц назад я бы сказала, оставляй, а теперь, мне, видишь, — и монахиня обвела рукой вокруг себя, —самой не справится.
— А если я помогу? — Забела подумал, что вполне может организовать строительство храма. Вспомнил про «белый камень» Ирэн.
Ирэн. Как будто это было в прошлой жизни, судьба Мещерских разделила его жизнь на до и после.
— А детей? Детей тоже вызволишь? — спросила монахиня, не дав графу уйти в самокопание.
— Надо будет и детей вызволю, — кивнул Забела
— Тогда приводи её, завтра с утра, — сказала монахиня.
И Забела выдохнул, всё-таки всё было не зря. Теперь он сможет поехать навстречу Морозову и Ирэн.
Глава 12
Из-за бури пришлось ещё одну ночь провести в горах. По темноте решили не идти, опасно, да и устали все после бессонной ночи. Зато горцы с помощью янычар и гвардейцев разобрали завал, да ещё и по новой укрепили тропу в узких местах.
У Ирэн ночью снова был жар, но в беспамятство она больше не проваливалась. Кашель был сильный, но боли в груди не было, и Ирэн с облегчением подумала, что воспаление не пошло на лёгкие, значит есть шанс отделаться «лёгким испугом».
Верхом она, конечно, ехать не могла, слабость была страшная, поэтому было два варианта: добраться до широкой части верхом с кем-нибудь или идти пешком.
Но из-за ноги, которая после такого ужаса всё ещё болела, пешком Ирэн идти не смогла.
Долго решали, как и что, пока Морозов, которому надоело, что дамы никак не могут решить, как соблюсти все правила, не подсадил Ирэн на свою лошадь, сам запрыгнул следом и обняв её руками, державшими повод, сказал всем:
— Этикетом можно пренебречь во время войны и в случае смертельной опасности. Поехали.
Ирэн благодарно прижалась к надёжной груди своего спасителя и скоро глаза сами закрылись, и, измученная последними событиями и болезнью, Ирэн задремала.
Примерно через час тропа начала расширяться и вскоре уже стала походить на дорогу, которая была в начале их восхождения. Здесь уже можно было пересаживаться в карету.
Морозову не хотелось будить Ирэн и вообще не хотелось отпускать её. Но он понимал, что, когда они подъедут к приграничным деревням, этикет должен будет «вернуться». Не ездят женщины, прижавшись к груди мужчины, если только он не её муж.
Поэтому, в последний раз осторожно опустив лицо, легко, почти не касаясь прижался щекой к темноволосой головке, покоящейся на его груди, и прошептал:
— Ирэн, просыпайтесь, пора