Выбор
Покориться чужой воле?
Стать исполнителем навязанных желаний?
Признать себя рабыней?
Никогда!
Даже если от страха перед очередным наказанием туманит разум, повелевая сдаться и послать в бездну свои принципы.
Даже если боль, обжигая тело огненной плетью, разрывает кожу на куски, оставляя на ней глубокие кровоточащие раны.
Даже если хриплое рваное дыхание вырывается из сорванного криками горла и слёзы застят глаза.
Никогда!
Пусть смотрят на мои слёзы, пусть слышат мою боль.
Не стыдно.
Не сейчас.
Не в этом случае.
Не в этом мире.
***
Сознание возвращалось болезненными толчками. Спасительная тьма слишком часто в последнее время давала мне передышку. Видно надоело ей милосердие.
С сухих губ сорвался глухой хриплый стон.
Как же больно…
Я ещё не отошла от одной боли, как меня уже мучили другой.
Тварь!
Он снова приказал залечить мои увечья проклятой магией, зная какие мучения при этом испытываю.
Хотя чему удивляюсь?
Наказание продолжается.
Горький смешок перешёл в очередной стон.
Да сколько можно?! Дайте мне уже умереть!
- Глупое, глупое дитя, зачем сопротивляешься? Зачем перечишь? – Пробухтел усталый старик и влил в меня очередную порцию лечебно-мучительной магии. Чуть язык не прикусила, когда моё тело выгнуло дугой.
- Оставь… меня…
- Не могу, - тяжело вздохнул он. – Потерпи, скоро станет легче.
Кому, старик? Кому станет легче? Тебе, что выполнил волю Повелителя? Или Ему, что новую «игрушку» починили?
Может вам и станет легче, только не мне. Тело вылечишь, а душа? Внутренняя боль ранила не менее жестоко, чем телесная.
Когда лечебные «пытки» закончились, раб-маг поднялся с колен:
- Прими Его волю… или притворись.
Последние слова были на грани слышимости.
- Не умею, старик, - прошептала в ответ, - не умею притворяться.
***
Раб.
Рабыня.
Рабовладелец.
Страшные слова, вызывающие в моей свободолюбивой душе протест и отторжение.
Мне повезло родиться в мирное время, пусть и относительно мирное, но я не испытала на себе все ужасы и тяготы войны. Что уж говорить о рабстве?
А этот проклятый мир был насквозь пропитан злобой, жестокостью и насилием.
Войны, войны, войны.
Одни захватывают других, а третьи, пользуясь отсутствием первых, бесчинствуют на их землях.
Вы бы видели здешних мужчин – все истинные «геракаклы». Что рост, что разворот плеч, что непомерная, словно нечеловеческая сила…
Хотя, люди ли они?
Магия здесь такая же привычная составляющая, как у нас автомобиль. Всё живое тут магичит, как дышит.
Даже мелкая пронырливая крыса, ворующая мою еду, спокойно телепортирует себя на небольшие расстояния.
И только я чужая.
Мало того, что магией пользоваться не могу, так ещё соприкасаясь с ней, испытываю боль. Мне сращивают ткани, а я ору, как будто меня не восстанавливают, а уродуют. Даже тарелку, зачарованную слабеньким заклинанием в руки взять, словно до оголённого провода дотронуться. Первый раз меня так тряхануло, что чуть зубы в крошку не перемолола!
Весь этот мир против меня.
До сих пор не пойму:
Какого! Кляпа! Меня! Сюда! Занесло?!
***
Дверь неслышно отварилась, впуская в тесную клетушку трёх молоденьких рабынь. Они шумной стайкой окружили лежанку и, не прекращая пустой болтовни, принялись облачать моё временно парализованное тело (реакция на лечение) в чёрные рабские одежды.
Смолчала.
Привыкла.
Пусть лучше оденут, чем полдня валяться голой, не имея возможности даже прикрыться одеялом.
Давя глухое раздражение, закрыла глаза, абстрагируясь от их возни.
Как они могут? Как?
Им указывают, как одеваться, как говорить, куда ходить, где спать, с кем спать…
А они живут, радуются.
Потому что для них такая жизнь норма. Для этого сраного мира это норма! Есть Повелитель, и есть раб. И это привычно. Другого они просто не знают.
- Пошли прочь…
Невольницы давно справились с поставленной задачей и теперь, пользуясь возможностью безнаказанно поточить лясы, обсуждали своих ночных гостей. Со всеми интимными подробностями.