Он подошел к Норджу вплотную, дуло пулемета уперлось ему в живот.
— Ты — круглый дурак, — сказал он, ударил Норджа по лицу и вырвал у него из рук пулемет. Нордж стоял потрясенный и бездействовал.
— Выведите его на веранду, — сказал Керк. — Я хочу кое-что показать ему.
Нордж не оказал сопротивления, когда его подтолкнули к выходу. Керк стоял мрачный, как сами джунгли.
— Вы сказали, что гордитесь своей правотой. Очень хорошо. Взгляните, как действует ваша сторона. — Керк указал туда, где лежала Сити.
Я знала, что нам предстоит увидеть, и все же не смогла сдержать приступ тошноты. На других вид Сити подействовал еще сильнее. Она лежала на спине на нижней ступеньке, раны на руках, лодыжках и горле были хорошо видны. Глаза ее почему-то снова открылись и смотрели на нас просяще и осуждающе.
— Сити, — прошептал Нордж совершенно изменившимся голосом. — Сити! Боже, что они с тобой сделали? — Никто не пытался его остановить, когда он бросился вниз по ступеням и стал подле нее на колени.
Джи Ди что-то беспомощно бормотал про себя, Дэн молчал, потрясенный. Я старалась не смотреть на эту тягостную сцену. Наверно, меня качнуло, потому что Керк придержал меня за плечи.
— Все в порядке, — просипела я. — Ничего не понимаю. Если Сити принесла записку, значит, она была на их стороне. Зачем в таком случае они убили ее?
— Возможно, они не вполне доверяли ей, ответил Керк. — Когда она доставила информацию от незнакомого американца, они заподозрили какой-то подвох и хотели пытками вырвать у нее правду. — Он вздохнул. — Бедное дитя! Она ничего не могла сказать им.
Непроизвольно я снова посмотрела вниз. Нордж низко склонился над мертвой девушкой, крепко держа ее пронзенную руку и умоляюще глядя ей в лицо. Плечи его дрожали. Я думаю, он любил Сити. Ее же поведение в их отношениях осталось для меня вечной тайной. Верила ли она на самом деле в ту философию, которая погубила ее, или она верила в нее, потому что в нее верил Нордж? В любви все возможно.
Некоторое время Нордж продолжал сидеть возле убитой. Наконец он встал и начал подниматься по ступенькам. Он словно не замечал нас: глаза его были наполнены болью и смятением. Никто не двинулся чтобы остановить его, и он, как слепой, вошел в дом. Мы слышали, как он поднимался по лестнице в свою комнату.
— Я должен распорядиться насчет похорон, нарушил молчание Керк и легонько хлопнул Дэна по плечу. — Вы совершили смелый поступок, мистер Лэндис. Надеюсь, вы меня поймете, если я спрошу, почему вы так поступили.
Дэн был слегка озабочен.
— Просто хотел проверить, смогу ли это сделать. К тому же я не мог представить, что Эд способен кого-нибудь убить.
— У него может оказаться больше решимости, чем мы предполагаем, проговорил Керк и поднял взгляд кверху, где располагались спальни. — Во имя всех нас, надеюсь.
Я поняла, что он имеет в виду. У Норджа не было легкого выхода из создавшегося положения, равно как и у нас. Но один путь, проще, чем другие, все же был. Однако самоубийство стало бы признанием вины, а я не была уверена, что Нордж способен признавать свои ошибки. Не была я уверена и в том, что я желала такого решения с его стороны. Нордж был прав: я не могла судить его.
Вернувшись в гостиную, я некоторое время колебалась, следует ли мне подняться наверх и поговорить с Норджем. Я хотела бы узнать мнение Керка на этот счет, но он ушел руководить подготовкой к похоронам Сити, а Дэн и Джи Ди, к которым я обратилась, яростно высказались против. Я решила, что они правы, хотя и по другим причинам. Дело было совсем не в том, что Нордж не заслуживал жалости. Он ее заслуживал. Но если я не была его судьей, то не могла быть и его адвокатом. Ему предстояло самому найти ответы на все вопросы.
Дэн и Джи Ди обсуждали это в более земных выражениях. Уставшая, я прилегла на диван. Их голоса вскоре слились для меня в колыбельную, и я, словно под воздействием снотворного, уснула.
Проснувшись, я обнаружила, что за окном темно. На миг мне показалось, что я снова в шалаше, в джунглях, по листве над головой барабанит дождь. Я пошарила в поисках руки Керка и не нашла ее. Я лежала в своей кровати в спальне. Кто-то осторожно перенес меня сюда.
Вошел Дэн и, не включая свет, приблизился к кровати.
— Привет, — сказал он устало. — Ты не спишь, Рокси? Я пришел, чтобы сказать: все кончено.
— Эд? — догадалась я, мгновенно все вспомнив. Меня стала бить дрожь.
— Да. Джи Ди поднялся к нему. Нордж выпил целую бутылку нембутала. Он оставил кучу записок разным людям. По крайней мере, начал писать их, да так и не кончил.
— Какая потеря, — пробормотала я. — Он ведь не был плохим парнем, Дэн.
— Ты права. Плохими были эти дни. Попытайся снова уснуть, Рокси. Рано утром мы уезжаем. Если, конечно, останемся живы, — добавил он, прикрывая дверь.
Глава 24
Самоубийство Эда Норджа, вероятно, не должно было сильно взволновать меня. В последние дни я видела много смертей, и большинство из них были ужасны. К тому же я не могла сказать, что была близка с ним. Мы проделали вместе путешествие в Малайю по стечению обстоятельств, но, когда я ложилась спать, Нордж был жив, когда проснулась — мертв. Промежуток времени был настолько ничтожен, что сознание не воспринимало случившегося. А Норджу этого времени хватило, чтобы подытожить всю свою жизнь.
Уснуть больше не удавалось, бороться с одиночеством было не под силу. Мне требовалось убежище в объятиях Керка, даже если бы пришлось умолять его об этом. Гордость теперь ничего не значила.
Я прокралась наверх по темному дому и поскреблась в его дверь. Керк отворил в ту же секунду, будто знал, что я приду. Мы стояли на пороге и молча глядели друг на друга. Не проронив ни слова, Керк шагнул вперед и обнял меня. Мне не пришлось просить его об этом. Он прижался ко мне всем телом, и я позволила моей плоти ответить на его призыв. Он нес меня к постели целую вечность, и чувство безопасности, познанное мною в нашем лесном храме, вернулось ко мне, окутав меня, как мантией, и отогнав прочь все мои тревоги и страхи…
Спустя долгое время, измеряющееся часами, Керк снова произнес мое имя.
— Все хорошо, милый, — сказала я. — Тебе не нужно ничего говорить. Я пойму. Мне достаточно просто быть рядом с тобой.
— Я хочу сказать тебе… Я люблю тебя.
— Рада, что ты сказал, но в этом не было необходимости.
— Мне хотелось сказать тебе это со вчерашней ночи.
— Почему же ты не сказал? Сегодня на тропе ты почти не говорил со мной. Он колебался.
— Мне было стыдно. Получилось, что воспользовался своим преимуществом. Ты не говорила мне, что любишь меня, и я решил: если это все, то так тому и быть.
— Так тому и быть… — Я усмехнулась и крепко обняла его. — Уин, какие же мы глупые. А я думала, раз ты молчишь, то происшедшее для тебя ничего не значит.
Да, мы были глупцами, двое взрослых людей, ожидавших, что первым заговорит другой. Мы чуть было не повернулись спиной к тому, что нам подарила судьба.
— Ты действительно небезразлична ко мне? — слегка удивленно спросил Керк.
— Я небезразлична к тебе? Я люблю тебя! Я с ума схожу по тебе. С первой минуты нашей встречи. О, я боролась с этим изо всех сил, но тщетно.
— Боролась не только ты, — признался он. — Ты, конечно, догадалась по поему поведению.
— По твоему поведению я догадалась, что ты презираешь меня. Не виню тебя я была отвратительна.
— Ты прекрасная, нежная и хорошая.
— Я была ужасно жестока к тебе, Уин. Ты сможешь меня простить?
— Мне нечего прощать, — ответил он. Ему было что прощать мне, он знал это так же хорошо, как и я, но в том-то и чудо любви: она не только стирает из памяти старые обиды, но вообще отрицает их. У любви нет горьких воспоминаний. Керк и я могли начать все заново. Это было возвышающее знание, и, овладев им наконец, я могла ощутить лишь жалость к тем, чьи глаза еще не открылись.