– Пожалуйста.
Он смотрел на нее сверху вниз и видел молодую женщину, которая оказалась в труднейшей для нее ситуации. Она была в ответе за замок, полный людей, в то время как двое мужчин вели борьбу за нее.
Джон впервые испытал сочувствие к ней.
Он сделал шаг в сторону, и Элизабет вышла из комнаты, величественная, как и подобает герцогине.
Филипп закрыл дверь, прислонился к ней спиной и расплылся в улыбке:
– Должен сказать, что ситуация работает на тебя. Теперь тебе не надо беспокоиться о том, что ты желаешь не ту.
– Да, это один из немногих светлых моментов во всей нынешней передряге. Однако и он омрачен. Что хорошего в этом браке, если в течение долгих лет жена будет сожалеть, что она вышла замуж не за того мужчину?
Филипп положил ему на плечо руку:
– Прошло всего несколько дней. Дай ей время. Ты хороший человек, Джон. И очень скоро она это оценит.
Джон кивнул, хотя уверенности в этом у него не было. Он снова чувствовал себя тем маленьким мальчишкой, от которого никто не ожидал слишком многого и меньше всего – он сам. Он вырос и стал уверенным в себе, одаренным талантами мужчиной – так почему Элизабет так легко сумела заставить его испытать те, прежние, чувства?
Он завоюет ее доверие и уважение, заставит понять, что он беспокоится о чести семьи, а не о титуле. Он станет защитником ее народа, а не любителем приключений. Джон говорил себе, что он уже достаточно попутешествовал за свою жизнь.
И все же это все отходило на второй план по сравнению с тем, что он нуждался в деньгах Элизабет. Желание того, чтобы это было не так, не могло избавить Джона от чувства вины.
Глава 16
На следующее утро, когда Сара и Кэтрин усаживались на лошадей, чтобы ехать к своему приемному отцу, Элизабет тайком наблюдала за ними, спрятавшись за кустом в саду. Девушки были такими юными, и впереди у них была целая жизнь. Согретые вниманием другой семьи, они обучались всему, что должна знать леди замка. Ни одна из них не была обручена, но Элизабет знала, что обязанность определить их судьбу ложится на ее мужа.
На Джона. И вероятно, он как глава семейства с гордостью примет на себя эту обязанность. Элизабет хотела бы, чтобы она могла оказать ему помощь в столь важном деле.
Как ни странно, она не заметила, когда ее сестры и сопровождавшие их солдаты выехали из ворот. Ей так хотелось, чтобы девочки подольше оставались столь наивными и верили, что все образуется. Для самой же Элизабет будущее оставалось неясным и туманным.
Элизабет отнесла поднос с завтраком Анне и не прерывала ее, когда та возбужденно и в подробностях рассказывала о мужчине, который посетил ее через окно.
Наконец Анна обратила внимание на то, что Элизабет необычно тиха и молчалива.
– Что случилось? – спросила она. – Вы не остановили меня, когда я так разболталась…
– Ты заслуживаешь того, чтобы дать тебе поболтать. Тебе ведь не с кем здесь поговорить.
– Да, но что я за подруга, если не способ! Я заметить, что вы чем-то встревожены. В чем дело?
Элизабет тяжело вздохнула и попыталась улыбнуться. Улыбка получилась похожей скорее на гримасу.
– Джону стало известно, кто я на самом деле.
– Каким образом? – ахнула Анна.
– Он подслушал, когда я убеждала своих сестер уехать.
– Так они здесь? – воскликнула Анна.
Элизабет подробно рассказала, что случилось и как Джон вел себя с сестрами. Она вынуждена была признать, что Джон не стал обвинять ее в присутствии сестер.
– Он захотел поговорить с вами наедине?
– Разумеется. Он был очень рассержен.
– Но, должно быть, он испытал облегчение.
– Облегчение? – в смятении переспросила Элизабет.
– Ведь он… влюблен в вас, разве не так?
Элизабет надеялась, что ей удалось не покраснеть.
– Он просто играл роль.
Однако, вспомнив его страстный поцелуй, она спросила себя, не означал ли он, что Джон действительно испытал облегчение.
Хотя, возможно, он просто был рад, что его поведение теперь не вызовет осуждения у жителей замка.
Но было нечто беспокоящее в том, как она реагировала на его внимание к ней – ведь она продолжала любить его брата.
Без сомнения, если бы у нее была возможность быть в более интимных отношениях с Уильямом, сейчас ей проще было бы разобраться в себе. Знала Элизабет только одно: когда Уильям улыбался, солнце светило ярче и она грелась в его теплых лучах; когда же ее настигал пронзительный взгляд Джона, ее мозг словно застилала мгла и лишала возможности думать. Она теряла контроль над собой, теряла себя.
Джон плохо спал в эту ночь. Его мысли то и дело возвращались к их отношениям с Элизабет.
После мессы, позавтракав, он сидел наедине со своими мыслями. Джон все еще не мог окончательно поверить в то, что девушка, которую он знал как Анну, была его нареченной. Она определенно не доверяла ему, но по крайней мере не требовала расторжения брачного контракта. Это могло означать лишь, что у него перспективы лучше, чем у Баннастера, но, возможно, Элизабет просто уважала волю родителей.
Джон понимал, что сейчас его главная задача – убедить Элизабет, что ее брак с ним – не столь уж ужасная вещь. А значит, он должен забыть о собственном раздражении в надежде на то, что и она поступит так же.
Но вряд ли Элизабет захочет принимать его ухаживания. Во всяком случае, сейчас. Джон не сомневался, что она желала его, однако это не помогало, а мешало делу – ведь Элизабет явно боялась себе в этом признаться.
Она была воспитана в традициях романтического ухаживания: мужчина должен находиться на расстоянии, выражать свое восхищение и любовь с утонченной вежливостью и с помощью поэтических средств, а не страсти.
Джон все понимал, но это его раздражало. Однако он предпочитал иметь невесту благодарную, а не разгневанную. Ему придется научиться жить по чужим правилам. А если брак окажется неудачным, он будет довольствоваться воспоминаниями о тех, кому помогал.
Когда Элизабет вошла в большой зал, чтобы возвратить поднос с едой для Анны на кухню, она увидела, что Джон разговаривает с Милберном. Оба повернулись к ней, Милберн кивнул, а Джон заковылял в ее сторону, опираясь на костыль.
– Анна, – сообщил он ей, – мастер Милберн желает, чтобы мы отправились в Хиллсли. Он хочет, чтобы мы осмотрели фруктовый сад и оценили предстоящий урожай, чтобы определить, хватит ли его для нужд Олдерли. – Джон усмехнулся: – Так что нам придется ехать.
Элизабет задала себе вопрос: уж не хочет он использовать это как повод для того, чтобы оказаться с ней наедине. Однако когда их повозка, сопровождаемая одним солдатом спереди и одним сзади, выехала за пределы замка, Джон не предпринял никаких попыток завязать разговор. Даже когда она передала ему свое послание, адресованное капитану охраны, он лишь поблагодарил ее и тут же это послание спрятал.
– Вы не хотите узнать его содержание? – спросила она.
Джон бросил взгляд в ее сторону:
– Я вам верю.
В его поведении Элизабет не замечала ни гнева, ни раздражения, словно он отбросил напрочь все неприятные мысли.
А вот она не могла. Сидя рядом с ним, Элизабет поймала себя на мысли, что пытается вспомнить свои ощущения в его объятиях, вспомнить, как она прижималась к нему.
И хотя день был прохладный, ей вдруг стало жарко. Она не могла забыть, как его ладонь легла ей на грудь, не могла забыть то ноющее удовольствие, которое он в ней пробудил, и то, как затвердели и заныли ее соски.
Они миновали ручей, где состоялся первый поцелуй, но Джон даже не предложил остановиться.
Элизабет подосадовала на себя за то, что испытала разочарование.
Или сейчас, когда он добился некоторой власти над ней, у него больше нет потребности ее соблазнять? Не превратилась ли она в игрушку, которую он уже приобрел?
– Расскажите мне об Уильяме, – неожиданно попросил Джон.