Вспомнив об отце, я оглянулась на наш дом. И мне даже показалось, что в окне восьмого этажа я различаю светлое пятно его лица. «Папа», – одними губами прошептала я, и боль накатила с новой силой. Вытерев ладонями слёзы, я опять взглянула на «вернувшегося» кота. Мама как раз проходила мимо него, но даже не удостоила его взглядом. Золотые глаза животного при этом на мгновенье закрылись как у человека, который вот-вот заплачет. А потом Рыжик взглянул на меня, мяукнул, и, задрав хвост, бросился мне под ноги, громко мурлыча и чуть ли не подпрыгивая, пытаясь дотянуться головой до моей руки. Я хотела его оттолкнуть, но не смогла.
Возглавляемые Его Величеством Королём Заката, мы вышли, наконец, из дворов, пересекли дорогу и углубились в яркое разнотравье вольготно раскинувшегося за домами пустыря. Мне казалось, что с каждым нашим шагом солнце, до половины утонувшее за горизонтом, становится всё больше и больше. В какой-то миг оно загородило для меня весь окружающий мир. Щурясь от яркого света, я заметила, как мама сделала какое-то движении рукой, словно отодвигая тяжелую штору. Воздух вокруг заколебался. Я сделала ещё пару шагов вперёд внутри этого дрожащего марева и остолбенела.
Пестрящий дроком, вьюнком и мышиным горошком пустырь куда-то исчез. Теперь мы стояли в невероятном месте. Оно тоже всё было залито солнечным светом. Небеса над головой были девственно голубыми, но казались очень низкими, словно рукой дотянуться можно. Но самого солнца видно нигде не было.
– Ух, ты! – запрокинув голову, восторженно протянула я.
– Когда на вашей земле наступает весна, грань между нею и междумирьем истончается, и тогда люди видят именно это небо, – словно прочитав мои мысли, негромко произнёс стоявший за моим плечом Любимый.
– Откуда ты… – начала, было, я, но запнулась. – Грань между нею и чем?
– Междумирьем.
– Так мы ещё не пришли?
– Нет.
– И это не твой мир?
Он усмехнулся:
– Когда ты увидишь мой мир, ты сразу это поймёшь.
Я фыркнула и взглянула на маму. Она, обернувшись, смотрела на нечто плескавшееся у нас за спинами. Это нечто больше всего напоминало вставшее на дыбы хрустально-прозрачное озерцо, в глубине которого угадывались очертания многоэтажных домов, скрытые тенью дворы и спешащие по своим делам люди.
– Ваше высочество, нам нужно идти, – мягко позвал мой Любимый, и мама вздрогнула.
– Да-да, – кивнула она. – Идём дальше. Как и раньше, – и зашагала между деревьями, туда, где секунду назад мелькнул пушистый рыжий хвост.
Мы шли, словно по коридору в карликовом березняке – именно на берёзы больше всего походили росшие по бокам дорожки невысокие, на голову выше меня деревца. И листья их были такими же зубчатыми, только в несколько раз больше. Я хотела рассмотреть их поближе, но на этот раз меня остановила мама:
– Не трогай.
– Почему? – удивилась я, и она, вдохнув, спросила:
– Как ты думаешь, что это?
– Какие-то деревья. Очень похожи на наши берёзки.
Мама помолчала немного и быстро пояснила:
– Это люди.
Я аж подпрыгнула на месте, отдёргивая руку от едва шелестящих ветвей и пряча за спину сразу обе.
– Чего?!
– Если человек, – разворачивая меня лицом в нужную сторону и подталкивая в спину, начал рассказывать мой Любимый, – обычный человек, попадает сюда и лишается защиты жителя закатной земли, спустя очень недолгий срок междумирье поглощает его. Таким образом, оно защищает вселенские законы от нарушения, препятствуя проникновению непосвящённых в другие реальности.
Оглядевшись по сторонам, я заметила:
– Однако, много людей отправлялось искать счастья на закате.
– За сотни тысяч лет-то – больше, чем достаточно, – согласился он. – Но и таким как я здесь тоже задерживаться нельзя.
– Почему? – снова влезла я с ненужным вопросом.
– Потому что хотя междумирье не способно поглотить моё тело, превратив его в такой вот нарост, но оно вполне может подменить моё сердце, если я задержусь здесь неоправданно долго.
– В смысле?
– В смысле никто не может предсказать, в кого я превращусь.
– Интересно, а что здесь станет со мной? – помолчав, пробормотала я.
– То, что оно захочет.
– Что значит «оно захочет»? Оно что – живое?
– Именно. Живое. И я бы не советовал тебе проверять его лояльность к твоей персоне.
Какое-то время мы молча шли по этому странному месту, ведомые извилистой тропинкой. Оно было удивительным и пугающим одновременно. Крупнолистные «берёзки» всё же напоминали мне о моём мире, о том, как он прекрасен, и от этого тоскливо сжималось сердце. Но всё-таки они казались куда более живыми, чем их земные двойники, и потому идти среди них было немного жутковато.