Сарэй смущенно посмотрела на Али. Али тоже посмотрела на нее и поежилась, выражая, что все сказанное — не более, чем ее жалкое мнение.
Дов вздохнула, взяла Сарэй за руку и потянула старшую сестру к лестнице, ведущей вниз.
— Умница, — едва слышно прошептала герцогиня.
Али стояла, опустив голову.
— Мудрость ваших слов с некоторым опозданием дошла до их сознания, — почтительно пробормотала она.
— Мы обе знаем, что главный довод, убедивший их, — предполагаемая опасность для этих рэка, — сказала Виннамин. Она поднесла руки к вискам. — Я нравилась им, когда выходила замуж за их отца, но теперь они повзрослели и упрямятся просто потому, что я говорю им нечто, чего они слышать не желают.
Али вдруг вспомнила собственную мать и внутренне сжалась.
— Очень трудно жить в тени всеми уважаемой женщины, — сказала она герцогине.
Виннамин резко взглянула на нее.
— Ты очень мудро рассуждаешь для девушки возраста Сарэй. Может быть, тот, кто прислал тебя, сделал хороший выбор. Он сказал, что ты ясновидящая и что ты поможешь нам выбраться из трудной ситуации.
— Я уверена, мне не понадобится делать ничего особенного, — ответила Али с улыбкой, — и вы едва ли будете замечать мое присутствие.
Виннамин подавленно улыбнулась и покачала головой, а затем снова принялась разглядывать корабли рэка, проплывающие мимо. Через некоторое время она вернулась к Мекуэну. Эльсрен и Петранна уже устали от спектакля и побежали за ней.
Али прислонилась к борту. Неприятно было думать, что она ссорилась с мамой только ради того, чтобы ссориться, из-за того, что ей шестнадцать лет и она упрямая.
Этим вечером они бросили якорь в гавани Амбририпа, у самой северной точки острова Имахин. Семья герцога отправилась на ночлег в дом на берегу. Слуги Мекуэна и Виннамин должны были позаботиться о младших детях. Али осталась с остальными домочадцами: слугами, рабами и воинами. Они начали готовить ужин на берегу рядом с пристанью, к которой пришвартовались корабли.
Чинаол руководила процессом. Твердо решив, что остается с Сарэй и Дов, женщина-рэка отклонила гораздо более выгодные предложения. Она послала Улазима и еще двух людей на рынок Амбририпа со списком необходимых покупок. Трое слуг разжигали костер на песке и устанавливали над огнем треногу с большим котлом. Как только мужчины вернулись с корзинами покупок, работа закипела. Кто-то разделывал цыплят и варил их, кто-то резал вареные яйца, кто-то тушил мясо. Другие резали лук, чеснок и перец и перемешивали их с имбирем и лимонным соком.
Али отказалась от острого соуса, который ей предложили добавить в суп. Она однажды уже попробовала его, еще в Раджмуате, когда впервые ужинала с прислугой Балитангов. Они ревели и задыхались от смеха, когда она глотала воду, пытаясь затушить пожар в носу и горле, а потом объяснили, что йогурт или хлеб действуют в этом случае лучше. Когда пламя внутри поутихло, она тоже посмеялась вместе с ними. Она хихикала даже сейчас, когда они подшучивали над тем, что она выуживает из еды кусочки чилийского перца. Доев свою порцию, Али подумала, что, похоже, привыкает к кухне Архипелага. Поначалу ей было трудно есть их блюда, и она питалась хлебом и йогуртом, поглощая их вчетверо больше, чем остальные.
После ужина горничные вымыли посуду. Все собрались вокруг костра: луарины, полурэка и чистокровные рэка. В Раджмуате у свободных слуг и воинов был отдельный зал для вечерних посиделок. С рабами они не смешивались. Здесь, как Али видела, им было слишком одиноко, и они были слишком сбиты с толку, чтобы отделяться. Кожаная бутыль переходила от одного к другому, и каждый отхлебывал по глотку. Когда она дошла до Али, девушка понюхала содержимое и почувствовала ни с чем не сравнимый запах самогона. Она улыбнулась и передала бутыль дальше по кругу.
— Это же арак, девочка, — успокаивающе сказала Чинаол. Она сидела, удобно устроившись на мешке риса рядом с Али. — Чистейшее пальмовое вино. Тебе поможет. Погрей желудок, облегчи страдания.
Али улыбнулась.
— Мой желудок и так горит после ужина, — пошутила она. — Если я еще и это хлебну, то, открыв рот, подожгу дерево.
Окружающие засмеялись. Чинаол поежилась.
— Значит, твоя доля будет моей, — сказала она и сделала изрядный глоток.
Цвет кожи разделил домочадцев еще по одному признаку. Мужчины и женщины из Раджмуата тосковали по дому, хотя и признавали, что жить с Балитангами было намного лучше, чем в других знатных семьях. А другие слуги, как узнала Али, включая Улазима, были из Танаирских земель на Ломбине. Они впервые возвращались домой после смерти их первой герцогини, Саругани.
Дома, в Раджмуате, работники так уставали за день, что к вечеру не могли разговаривать. И, во всяком случае, не с молоденькой новой рабыней. Здесь Али была уже одна из них. И она могла услышать об интригах при дворе Риттевона от тех же людей, с которыми они только что вместе сплетничали о других раджмуатских слугах и рабах.
Они единодушно считали, что король Орон скоро умрет. За последние три года физическое и умственное здоровье старика ухудшилось. По общему мнению рэка, трон должен был унаследовать Хазарин, сын Орона от первого брака. Они считали, что Хазарин был такой же странный, как и его отец, и все благодаря невоздержанности в пище и пристрастию к каким-то снадобьям. Его следующей прямой наследницей была принцесса Имаджан, но по луаринскому закону женщина не могла взойти на трон. И последним ребенком короля был Дайневон, родившийся в том же году, что и Эльсрен, от третьей жены короля.
— Женам Орона что-то не очень везет в этой жизни, — заметила Али.
Люди вокруг нее расхохотались.
— Ты, конечно, права, — со смехом ответил ей Улазим. Ему было за сорок, это был огромный мускулистый рэка, его черные волосы были собраны сзади в длинный хвост, а нос явно встречался с чьими-то кулаками, локтями и коленями намного чаще, чем нос Али. Он обладал тяжелым характером, но это был справедливый человек, и все домочадцы по-настоящему его уважали. — Видишь ли, Али, у Его Величества закрадываются подозрения, что жены заводят любовников, и… — он провел большим пальцем поперек горла.
— Может, Ломбин и на самом деле лучшее место для нас, — грустно сказала какая-то женщина.
— Ты там еще не бывала, — сообщил ей Улазим. — На Танаирском плато холодно. Никаких тебе джунглей, никаких птичек-рыбок…
— Там есть кондоры, — возразил один из конюхов, — и вороны.
— Нет там ничего, — парировал Улазим. — Это центр большого ничего, ни одного населенного пункта, достойного называться городом, на протяжении многих миль. Я там родился, так что я точно знаю.
— Так зачем же ты поехал? — спросила горничная. — У тебя же было много отличных предложений.
Улазим долго и мрачно смотрел в огонь.
— Герцог, — наконец заговорил он, — самый лучший человек из всех, кому я когда-либо служил. Я пришел в его дом вместе с герцогиней Саругани, и ни разу не пожалел об этом. Они хорошие люди. Я никогда не брошу их, — он обвел взглядом сидящих вокруг огня людей и посмотрел каждому в глаза. Наконец встретился взглядом с Али. — А там им понадобятся преданные люди. — Улазим сделал еще один глоток арака.
«Хорошо иметь этого человека на своей стороне, — подумала Али. — Если бы я смогла заполучить его, и чтобы он при этом не знал, кто я на самом деле и какую роль играю… Вот было бы здорово».
Она повернулась к Чинаол.
— А ты знала первую герцогиню? — спросила она.
У Чинаол был тот же, что и у Улазима, ломбинский акцент, немного стертый за годы жизни в Раджмуате.
Люди вокруг костра засмеялись.
— О, она была прелесть, — признала Чинаол. — Я работала у ее родственников, в доме Темаида, чуть менее знатной семье рэка, чем та, из которой была Саругани. Словом, она приехала к нам из Ломбина и жила у нас, пока родственники представляли ее местной знати. Тогда я работала помощником повара у Темаида. Мы подружились с ней, потому что ей понравился мой сад с травами. Я попросилась поехать с ней, когда она вышла замуж, и семья согласилась. Она была такая восторженная, с таким воодушевлением бралась за любое дело. А бралась она за многое. Над ней посмеивались и знатные луарины, и рэка. Нынешняя герцогиня и Саругани были как сестры.