— И что ты хочешь от меня услышать?! — практически прорычал он, пытаясь совладать с приступом ревности, захлестнувшим его с головой. Возможно, это было и глупо — ревновать к покойнику, но одна лишь мысль о том, что сейчас на его месте мог быть другой мужчина, заставляла Клигана клокотать, как извергающийся вулкан.
— Я хочу, чтобы ты мне сказал, что он погиб не от твоей руки! — тихо отозвалась она, устраивая руку на его груди, будто желая услышать голос сердца.
— Нет, это не я, — со вздохом ответил Сандор.
А что, собственно, он мог ей сказать?! Правду? Но зачем нужна была такая правда, которая не несла с собой ничего, кроме боли. Раньше он говорил правду, потому что для него не имели значения чувства собеседников, теперь же все обстояло иначе. Теперь он, как никогда, понимал тех, кто спасался за покрывалом лжи, желая оградить близких от жестокой реальности. Да, это он убил Даарио Нахариса. Убил не случайно и не в порыве злости, ибо то была добровольная битва мужчин, решивших сразиться за руку и сердце любимой женщины. Приняв этот вызов, никто из них не уже не мог, да и не хотел поворачивать назад. В их руках была чаша жизни и смерти — победа одного неизменно бы повлекла за собой смерть другого, а Клиган хотел жить, жить ради этого момента, ради мимолетного взгляда, ради нежного прикосновения. Он выбрал жизнь, а потому обрек другого на смерть. Эгоизм? Но разве Даарио, бросивший ему вызов, поступил бы иначе? Разве осудил бы его поступок любой другой мужчина, получивший от дамы сердца надежду на близость? Это был честный бой, честная победа, но он никак не решался в ней сознаться. Когда-нибудь он найдет в себе силы сделать это, а она, возможно, найдет в себе силы его простить, но не сейчас. Сейчас эта правда принесет лишь новую боль каждому из них, а потому ей лучше оставаться запертой в чертогах его памяти до тех пор, пока Боги не решат, чтобы она вышла наружу.
Санса ничего ему не ответила, лишь сильнее прильнула к его груди, запечатлев на ней скользящий поцелуй. Это были те слова, которые она желала услышать, а потому ни на миг не усомнилась в их искренности, ибо любой человек видит в любимых лишь то, что желает видеть, не замечая остального. Любовь была слепа и глуха, зато взамен дарила приятную негу и покой, которые девушка даже не рассчитывала испытать.
Уснули они после полуночи, когда в их сердцах затух огонь страсти, сжигавший их души несколько часов назад. Сандор крепко сжимал девушку в объятиях, прижимая к груди, как самую большую драгоценность, предвкушая приятное пробуждение, ибо каждый из них впервые проснется в объятиях любимого человека.
========== Последняя битва ==========
Кровавый рассвет залил небеса, символизируя начало нового дня. Для одних он принес надежду, для других стал вестником наступления новой эпохи, но для бойцов, выстроившихся у высоких крепостных стен Винтерфелла, он означал лишь одно – приближение непобедимого воинства Белых Ходоков и восставших упырей, холодной поступью шествующего по землям Севера, сеющего кровопролитие и пожинающего смерть.
Мрачный дух обреченности, сковывающий души первобытным страхом перед неизвестностью, вместе с ветром разносился меж рядами воинов, и никакая ободряющая речь предводителей не могла изменить сложившуюся ситуацию. Никто не знал, с каким злом им предстоит столкнуться в этой битве, и лишь древние сказания, передаваемые из уст в уста, проливали каплю света на мрак нескончаемой ночи. Наполненные суевериями сердца, предчувствуя скорую погибель, в любую секунду готовы были выскочить из груди, и только непоколебимое осознание того, что бегство лишь отсрочит неминуемую гибель, не принеся спасения, удерживало людей вместе, не давая впадать в панику.
В предрассветный час, простившись со своей возлюбленной, полный сомнений, Сандор спустился во внутренний двор. Ледяной ветер, поднявший с земли мириады острых, как лезвия бритвы снежинок, закружил их в воздушном водовороте, ударив в лицо.
– «Отрезвляющая пощечина после пьянящей ночи! Нечего было расслабляться, не по твою собачью душу рождаются благородные леди», – подумал мужчина, но тут же вспомнил наполненные любовью слова Пташки, которые медом разливались по его душе.
Когда он уже стоял на пороге, готовы навсегда покинуть теплую опочивальню Сансы, девушка ухватила его за мозолистую ладонь, заставив пообещать, что не смотря ни на что, они еще встретятся в этом мире, ну а если нет… не велика беда, пройдя эфемерную границу, отделяющую мертвых от живых, он все равно ее найдет, ибо тех, кого повенчала такая выстраданная любовь, не способен разлучить даже Неведомый. Не раз побывав в бою, Сандор знал, что невозможно убежать от неизбежности, ибо в глазах смерти все равны. Она забирает и королей, и простых крестьян, и праведников и грешников. В конце пути всех ждала одна и та же ночь, только длина этого маршрута у всех отличалась.
Разница заключалась лишь в том, как встретить эту костлявую старуху. Воины, обнажив свой меч, смело бросали ей вызов; трусы, пытаясь убежать, получая предательский удар в спину; старики, уставшие от своего никчемного существования, встречали ее, как давнюю подругу, задержавшуюся по дороге, а измученные страданиями – приветствовали с радостью, как долгожданную освободительницу. Свой выбор он сделал и в этом решении был непоколебим, если ему суждено покинуть этот мир, он сделает это с мечом в руках, бросив вызов не Иным, а своему самому давнему страху – огню. Он знал, что поле брани сегодня будет полыхать пламенем драконов, и в этот раз мужчина твердо решил, что пути назад не будет. Он не сбежит, как во время битвы на Черноводной, а будет биться до тех пор, пока его рука способна держать оружие, а потом сам ступит в священный огонь, который очистит его от скверны и унесет душу в царство мертвых. Уж лучше так, чем пополнить ряды нежити, став марионеткой ледяных монстров. На этом завершив череду своих тягостных дум, Клиган обвел взглядом двор, направившись к конюшне.
Толстый слой снега, укрывший землю, предательски хрустел под ногами, оставляя глубокие следы. Пройдя мимо кузниц, в которых ни на минуту не прекращалась работа, мужчина остановился, прислушиваясь к погребальному звону железа. Казалось, что молот, ударявшийся о наковальню, как траурный набат, отмерял оставшееся ему время. Что ж, Боги ему подарили намного больше, чем он рассчитывал, а потому и умирать уже было не страшно.
Войдя внутрь наскоро воздвигнутой Болтонами конюшни, воин сразу услышал призывное ржание Неведомого, встречающего своего хозяина. Сейчас Клиган даже не мог вспомнить, из скольких передряг они выбрались вместе, сколько крови пролили на поле брани. В минуты тяжких испытаний конь стал для него тем другом, который всегда готов был поддержать и положить свою жизнь на алтарь смерти, спасая хозяина.
– Ну что, мой друг, готов поразмяться? – проговорил Клиган, услышав в ответ одобрительное ржание. Потрепав коня по гриве, мужчина накинул не его спину небольшое покрывало, а после и седло.
Утро уже окончательно вступило в свои права, солнце заняло почетное место на небосводе, и призывный гул нескольких труб возвестил о сборе войск. Кинув прощальный взор на окно Сансы, мужчина увидел хрупкую девичью фигурку, облаченную в подбитый мехом халат. Встретившись ним взглядом, Пташка слегка улыбнулась, молитвенно сложив руки. Ее губы тихо шевелились, а одухотворенный взгляд, направленный к небесам, будто окружал ее лик теплым сиянием. Приложив стальную ладонь к груди, Сандор слегка склонился перед девушкой, а потом взяв Неведомого под уздцы, скрылся за массивной стеной.
В эту секунду сердце Сансы разрывалось от невысказанной муки, слезы комом подступили к горлу, не давая дышать, а перед глазами встала белесая пелена. Судьба была жестока, раз за разом отбирая у нее всех, кем она дорожила, а сейчас… сейчас у нее был только Сандор и потеряв его, она знала, что потеряет все.
Винтерфелл, когда-то столь желанный ее сердцу, сейчас превратился в ее глазах в груду камней, ибо в нем не осталось ничего, что делало его домом. Мать, отец, братья, сестра, все обитатели замка преждевременно почили, унесенные кровавым мечом интриг, остались только родные ее сердцу руины, но это были лишь камни, пусть и хранившие в ее душе воспоминания счастливых дней. А из живых был только Сандор, он был дороже богатств всего мира, дороже родового замка, а потому боль стальными тисками сковывала ее сердце.