А вот с косвенным протоколом все не так просто. Здесь нужны и умная игра, и маскировка, и нужно не бояться испачкать свои конечности. Но ответственности, конечно меньше и всегда можно отойти в сторону, сказать "а он сам с балкона упал", или "а он сам с бомбой игрался", или "им всем контакты нужно было лучше зачищать". Да мало ли что можно сказать, если неожиданная проверка из Галревкома нагрянет, а ты сидишь здесь на косвенном протоколе. И местным все это обходится весьма дорого, ведь кроме жрецов им приходится содержать еще уйму самого разного продвинутого народу, которые якобы и двигают вперед что-то такое, что приводит в итоге к какому-то там развитию. Золотым Веком такое точно не назовешь, Серебряным, впрочем, тоже, но при случае руки умыть можно всегда. Свездиго горько усмехнулся и пожевал мокрый мундштук потухшей папиросы.
И главное при косвенном наблюдении за всем приходится наблюдать, все анализировать, все держать пусть под непрямым, но все же неусыпным контролем. Иногда глаза вверх поднимешь, посмотришь в пустые глазницы изначального ящера и подумаешь "а не пошло бы оно все". Но подумать это одно, а решиться - совсем другое, сделать - это совсем уже третье.
Хорошо было тогда - в самом начале, а как за всем уследить сейчас, когда безобразники внизу так размножились и распоясались? В общем, его кок, конечно, имел массу оснований для своей кляузы в Галактосовет.
Вот ведь зевнули они тогда наполеона, да и не только его одного. И это при том, что любого нижнего болтуна всегда довольно легко отследить. Ведь они всегда сначала начинают болтать, и делают это достаточно долго. Казалось бы, чего проще - отследил, подошел сзади и столкнул с балкона (да безобразники и сами так часто делают), и все, и никаких дальше эксцессов. Но ведь это все нужно отслеживать, вникать во всю эту болтовню, разбираться - чего он хочет на самом деле. Может быть, это просто очередная болтливая альфа, которой хочется обычного золота, роскошных дворцов и красивых самок? Это лучше всего, такой наполеон пошумит-пошумит, получит свое и сразу успокоится на своем золоте, дворцах и самках. А если нет? Если эта конкретная альфа окажется так называемой "идейной альфой"? Вот это хуже всего, такую альфу Наблюдателю никак нельзя прозевать. В любом случае, все можно легко поправить, пока одурманенные очередным идейным наполеоном безобразники не начали выстраиваться под его развернутыми знаменами, и пока их не начали кормить протеиновым армейским пайком. А потом уже поздно, целую армию одурманенных безобразников, конечно, тоже можно зачистить, хоть с балкона ее уже не столкнешь, да их туда и не пустят, но это будет слишком заметно и скорее всего, сразу после такой зачистки придется возвращаться к прямому протоколу, а вот этого Свездиго и не хотелось.
Прямой протокол всегда казался ему слишком грубым, глупым и лицемерным. К тому же это было бы очень легко, унизительно и скучно для него, как для капитана военного судна - быть безобразным Наставником в этой отдаленной, можно даже сказать - крайней системе.
В любом случае, все идейные наполеоны, которых он когда-либо прозевал, были теперь его, все они сейчас незримо болтались на его шее. И болтались они там не одни, а с сонмищами несчастных одурманенных безобразников, которые встали когда-то под развернутые ими знамена.
Эти несчастные безобразники тоже были теперь его - капитана Свездиго, вечными спутниками. Вечными гостями его ночных кошмаров.
Кроме того, решать вопрос с очередным идейным наполеоном приходилось иногда весьма специфическими способами и поэтому некоторые из них тоже до сих пор ему снились. Конечно, не все они снились ему до сих пор, но многие из этих проклятых наполеонов приходили к нему в его снах. Некоторые из таких наполеонов держали под мышками свои отрезанные головы, у иных головы были неестественно свернуты и за ними волочились по земле грязные веревки, у третьих наполеонов имелись отверстия в височной области. Все эти наполеоны подходили к Свездиго строевым шагом, щелкали каблуками и говорили: "Разрешите представиться - наполеон". А он всегда говорил им во сне одно и то же: "Ну сколько можно?" А они всегда отвечали ему: "Еще чуть-чуть". И так раз за разом.
Но наполеоны еще ладно, а вот с местными учеными безобразниками все было гораздо сложнее. Наполеон ведь сначала прокричит свое, прокукарекает, здесь важно просто не прозевать это кукареку. Вовремя понять, что петух созрел, так сказать, что он уже готов к топору, петле, дуэли, или к падению с балкона. Главное вовремя услышать такого наполеона и правильно понять его замыслы, остальное - дело космической техники.
А вот с учеными не так, нет. Они ведь молчат, думают, ходят туда-сюда, мечутся из угла в угол, массируют свои виски, лбы, затылки. И все молча. Молча! А потом вдруг раз, и - вот тебе динамит! Или - вот тебе пулемет! Или эта их последняя грязная бомба. Мало им внешней радиации, ведь планета в ней не просто плавает, а буквально утопает, так они нашли способ протащить ее и под свою газовую оболочку.
Во всех этих ракетах, бомбах и пулеметах капитан отлично различал чудовищные и разнообразные зубы местного Изначального Существа. Этого изначального Безобраза, который до сих пор прекрасно жил, существовал в древнейших генетических цепочках всех нижних безобразников. Жалел ли Свездиго, что его не оказалось в нужный момент рядом со всеми этими изобретателями, первооткрывателями и прочими безобразными гениями? Тогда - нет, а сейчас, наверное - да, жалел. Ведь с точки зрения Галактосовета, Галревкома или Галучинка его кок проявил бдительность, а он сам оказался воплощением халатности и безответственности галактического масштаба.
Но как ему было вовремя распознать очередного вечно сосредоточенного на своем внутреннем мире, талантливого и молчаливого ученого петуха? К каждому ученому безобразнику Наблюдателя не приставишь. К тому же самые проницательные безобразники, похоже что-то такое уже подозревают и постепенно научились прятать своих ученых петухов глубоко под землей. Чтобы добраться до них сейчас толчка в спину и последнего полета с балкона уже мало, сейчас для этого нужен удар с орбиты, причем хороший удар, а это означает переход к прямому протоколу со всем его слащавым лицемерием, со всеми его крестами, виселицами, кострами и плахами, со всем его фальшивым пафосом, который так отвратителен любому военному, любому флотскому капитану.
Следить за всем этим и с самого начала было для него настоящей морокой, и вот этого его кок не учел, когда строчил свою кляузу в Галактосовет. Нет, как Наблюдатель он его понимал и не винил (ну или почти не винил, какая теперь разница?), но как истинный нордикс - и не понимал, и винил.
Все нордиксы вообще издревле ненавидят ученых, а ведь в Галактосовете сейчас заправляют именно они, и его кок не мог об этом не знать, поэтому его кляуза была настоящим предательством, изменой делу всех нордиксов. Слишком долго кок копил свою обиду, а они все слишком долго игнорировали его отвратительные бифштексы. Это чистая правда. Но для подобного предательства этого все равно мало, так капитан думал обо всем этом деле с недожаренными бифштексами и кляузой в Галактосовет, причем сразу - в Галревком.
Нелюбовь нордиксов ко всевозможным ученым уходит корнями в седую древность, прямиком к битве у Драговегу, где погиб славный Четвертый Флот нордиксов.