Говорят, великое видно на расстоянии. Вот и оценить политику Империи, приведшую к из острой фазе Боснийского кризиса, по-настоящему смогли только через несколько месяцев. К августу где-то. И тогда же со всех сторон пошел вал критики в адрес Правительства. Но не за успешное отбитие наезда со стороны Германии с Австро-Венгрией, а за то, что Правительство допустило ситуацию, в которой Россия оказалась в одиночку супротив них. Медиа-империя Агренева в этой критике тоже отчасти поучаствовала, отличаясь, правда, взвешенным оценками. Да что говорить? Даже некоторые проправительственные газеты посмели выразить некоторые опасения и замечания. Впрочем, по двум последним участникам медиа-рынка ситуация обстояла не так, как могло показаться стороннему наблюдателю. Газеты Агренева к этому времени просто выполняли полученный с вершины русского политического Олимпа заказ. Заказ верхушки на критику самое себя. Казалось бы ерунда! Зачем верхушке критиковать себя? Так не бывает. Но на самом очень даже бывает. В конце концов честно признаваться в том, что политики зарвались, никому не охота. И уж совсем не дело Правительству с повинными головами идти на поклон к бывшему-настоящему союзнику — Франции и просить принять загулявшего блудного сына. Таким образом можно только признать свою неправоту и нарваться на внушительную эпитимью. А вот ежели политику Правительства не одобряет общество, но верхушка с критикой не особо согласна и одновременно посматривает в сторону иного контрагента, тут есть возможность, как следует, поторговаться. Ни для кого не было секретом то, что Париж тоже не прочь восстановить отношения с Петербургом. И момент осенью 1909 года сложился неплохой. У России руки были ничем не связаны, и можно было подискутировать с кем угодно. Франция, конечно, состояла некоторым образом в союзе с Англией. Но ведь кто этот туманный Альбион знает? У них сегодня так, а через месяц нюансы в политике совсем другие. Так что в союзе с русскими, которые издавна отличаются серьезным постоянством, Парижу явно было бы спокойнее. А то, что молодой русский государь несколько загулял в политике вместе с Россией, так с кем по молодости не бывает. Дело житейское. Главное, чтоб вернулся. Ведь в случае успеха французским политикам можно было опять начинать мечтать об Эльзасе с Лотарингией, а не выделять огромные суммы на укрепление существующей франко-германской границы.
В переговорным процессе, как и в любом другом деле, тоже есть свои особенности. Кто первый выразит наибольшую заинтересованность, тот и показывает, что у него больше всего горит. Потому консультации между Парижем и Петербургом долгое время шли эдак нехотя, пока не случился некий прорыв. Русские зашли с козырей, но не в просительном плане, а эдаком вопрошающем, стремясь прояснить принципиальные моменты. Согласно союзнического договора между Россией и Францией в случае нападения Германии на Францию Империя должна была выставить против Германии 700 тысяч войска. А в случае, если Германия нападет на Россию, даже количество выставляемых французских войск не прописывалось. И вот как раз это и было решено обыграть. Парижу задали вопрос. Мы тут чего-то такое обсуждаем, однако ежели посмотреть на прописанные в русско-французском договоре силы, то они нынешним реалиям ну совершенно не соответствуют. 700 тысяч войска — это ж только для затравки войны. И это при том, что русским на западный фронт придется в случае войны, выставлять более 3 млн. солдат. За описанные в русско-французском договоре 700 тысяч русского войска Франция как бы уже расплатилась с Россией кредитами. А за остальные? Или прочими силами Россия должна воевать за собственный счет только из любви к Франции? Да, и кредитов нам больше не нужно. Сами их жуйте. То бишь вопрос требовал уточнения. Эдак раза в три-четыре особенно в финансовом плане.
Французских переговорщиков поначалу такая постановка вопроса возмутила. По крайней мере внешне. Французские переговорщики были чудо как искренни в своем возмущении. Они то рассчитывали на другое. Актеры, право слово. Но консультации французы не закрыли, что само по себе было неплохо. Потому медленно, но верно пошла торговля. Пока даже не о новом договоре, а о новых принципиальных условиях. Если они удовлетворят обе стороны, вот тогда можно будет говорить о самом договоре, и никак не раньше. При этом торговля шла не только с французами, но и с немцами, которые в переговорах не участвовали, но наверняка о них знали. Эдакая заочная торговля. Было очевидно, что немцы на каком-то этапе тоже захотят поучаствовать. Вот такие политические дела медленно творились в конце 1909 года.