Но Ирма не улыбнулась. Черточка над переносицей прорезалась глубже обычного.
— Ты отбился от дома, и я тоже его заброшу. У тебя, как ты уверяешь, много работы, и я пойду работать,— продолжала Ирма тоном, не терпящим возражений.— Понятно тебе?
— Понятно-то понятно,— ответил Дмитрий,— и куда? Ведь ты ткачиха, а поблизости текстильных фабрик нету.
— Конечно: ты начальство, а я ткачиха, куда уж мне! Глупая баба должна дома сидеть, а муж будет вертеться в этих… сферах.
— Перестань, Ирма! Я хочу тебе помочь.
— Обойдемся без помощи.
Так она и не сказала, куда собирается устраиваться на работу. Вскоре Дмитрий узнал об этом, подслушав нечаянно беседу молодых летчиков. Они шли неторопливой толпой из столовой, раскуривая и перебрасываясь шутками. Кто-то сказал, что эта новая официанточка — Ирма — работает быстро и собой хороша. Все лейтенанты с ним согласились. У кого-то сорвалось с языка «интересно, замужем ли она?» Дмитрию захотелось крикнуть: «Замужем, и давно!» Но вместо того он молчаливо прошел мимо лейтенантов, отвечая на их приветствия привычным армейским жестом.
VIII
Люди авиации, чья жизнь и чей труд проходят основном на воздухе, радуются весне, как птицы. Зимой работали у самолетов молчаливые, нахохлившиеся фигуры, теперь на стоянке — оживление, то здесь то там выпорхнет хлесткая присказка, послышится смех. Больше нет нужды в тесных, закопченных табачным дымом обогревательных будках, не мерзнут руки, когда работаешь с металлом, не сковывает движений меховая спецодежда. Хорошо, право же, хорошо на аэродроме весной. До самого горизонта простирается зеленое поле, а на нем, отбеленная снегом и выстиранная дождями, лежит бетонная взлетно-посадочная полоса — словно полотняная дорожка на ковре. Стоянка самолетов также выстелена бетонными плитами, и чистота на ней да порядок отменные; можно присесть вчетвером и сыграть в домино прямо на бетонке.
Однако не до игры нынче техническому составу. В части работает квалификационная комиссия, идут экзамены, и солидные люди в офицерских погонах, отцы семейств, осиновыми листочками дрожат перед ответом, как школьники.
Невдалеке от стола комиссии крейсирует с рабочей тетрадью и что-то бубнит себе под нос капитан Жариков. Зубрит комсомольский бог, последние минуты перед экзаменом использует.
Когда в полк прибыла квалификационная комиссия, Жариков попросил допустить его к зачетам вместе с техниками.
— Хочу сдать на первый класс,— сказал он замполиту.
Нагорный прищурил один глаз.
— А не рискованное ли дело ты задумал, Жариков? Ведь на технике давно не работаешь, все-таки оторвался. Вдруг срежешься?
— Не срежусь, Николай Иванович. Опыт работы у меня есть, а по теории я кое-что подчитывал. Разрешите… — настаивал Дмитрий.
— Надо все взвесить, Жариков. На комсомольской работе тебе и второго класса хватило бы, который имеешь. А вот если пойдешь на экзамен за первым классом да не сдашь, тогда стыдно будет.
— Я сдам, Николай Иванович.
— В силах своих уверен?
— Уверен.
— Ну давай. Разрешаю,— сказал Нагорный, пожав ему руку.
Листать в последнюю минуту свои записи уже без пользы. Перед смертью, как говорится, не надышишься.
Подошла очередь. Его вызвали к столу. Председатель комиссии полковник-инженер улыбнулся снисходительно, прочитав в списке против фамилии Жарикова «секретарь комитета ВЛКСМ части». Но улыбка его смягчилась, когда Жариков начал отвечать на первый вопрос. «Полковой комсомолец» здорово разбирался в теории реактивных двигателей. Говорил без запинок, свободно оперировал техническими терминами, а под конец на память записал длинную да мудреную формулу теплосодержания, где даже в показателе степени — многочлен. Вымахнул ее мелком на доске, поставил точку.
И опять заулыбался полковник-инженер, но уже не так, как прежде. Во взгляде его умных, несколько поблекших глаз светилось чувство гордости, которое нетрудно было расшифровать: вот, пожал-те, человек технической породы — он и специалист, он и политработник.
Несколько дней работала в полку квалификационная комиссия. На тех, кто сдавал зачеты, были оформлены документы и посланы в вышестоящий штаб. Время шло, и уже начинало сглаживаться впечатление от экзаменов. Лишь через месяц, под Первое мая, пришел в часть приказ о присвоении новых званий по специальности.
Жарикову присвоили звание авиатехника первого класса. После построения Николай Иванович Нагорный собственноручно привинтил ему на китель новенький крылатый значок с цифрой «I».
— Пойдем, Дмитрий Сергеевич, на аэродром,— предложил подполковник, впервые называя комсомольского секретаря по имени-отчеству.— Редко мы с тобой вдвоем туда ходим, все в разных концах работаем.