После выступления лейтенанта опять надолго уста новилось молчание.
— Слышу говорок в задних рядах. Давайте выскажем свои мысли во весь голос! — призывно воскликнул Жариков. И добавил: — Может быть, не все так бледно в драматургии и кино военно-патриотической тематики, как говорил товарищ Ивушкин?
Поднялся сидевший в самом углу солдат с университетским «ромбиком» на груди:
— Я хочу сказать всего несколько слов, но по существу.
— Вот-вот, как раз это и нужно сейчас, на нашем диспуте,— поддержал его Жариков. Попытался вспомнить фамилию солдата, да так и не смог.
А тот продолжал с усмешкой:
— Лично я думаю, что о современной армии нельзя создать ни хорошего спектакля, ни хорошего фильма. Потоку что армия — это сила, это организм, предназначенные для войны. А нынче она бездействует, находится в пассивном состоянии. Никаких подвигов, никаких драматических конфликтов, никаких боевых потерь, самоотверженных порывов. Если там два солдата, находясь в увольнении, помогли пожар потушить, так это ж, простите, деталь, бытовщина. Во всяком случае не тема для творчества. Где же найти художнику материал? Я прошу понять меня правильно: я, конечно, не за войну ратую, но считаю, что попытки даже маститых драматургов решить тему современной армии успеха не имеют, потому что армия эта в силу известных обстоятельств только стоит на страже, но бездействует. Еще раз подчеркиваю: хорошо, что она бездействует, войны никто не хочет. Возможно, я плохо разбираюсь в данном вопросе, но мне кажется, что дело обстоит именно так: писать просто не о чем.
Приглушенный гомон, державшийся в комнате, совершенно стих, когда солдат сел. В тишине хлестко прозвучали чьи-то слова:
— Да брось ты… трепаться!
Другой добавил с такой же неприязнью:
— За что только человеку «ромбик» приклепали?
— Спокойно, товарищи, спокойно. Давайте без выпадов,— сказал Жариков, вставая… Кажется, наступал поворот в ходе этого глохнущего мероприятия.— Поговорить, как видите, есть о чем. Кто там автор реплик? Прошу сюда, всем будет интересно послушать ваше мнение, очевидно, несходное с тем, которое высказал... предыдущий товарищ.
Но никто не вышел к столу и не поднялся с места. На солдата с университетским значком поглядывали хмуро и недружелюбно, вступить же с ним в открытый спор не решались, хотя по рядам сидящих волнисто перекатывался шум возбужденных голосов.
Отсиделись ребята, отмолчались. Пришлось Жарикову самому выступать с критикой ошибочной позиции — просто так ее оставить было нельзя.
Этим, собственно, все и кончилось. Продолжать явно не удавшееся мероприятие не было смысла, да и армейский распорядок дня уже напоминал о себе. Старшина эскадрильи нарочито громко предупреждал дневального в коридоре:
— Через пять минут подавайте команду: «Строиться на вечернюю прогулку!»
— Есть! — отозвался дневальный тоже излишне крикливо.
Жариков объявил об окончании «беседы» (слово «диспут» произнести постеснялся), и комсомольцы живо покидали комнату.
Торопливо прошел мимо лейтенант Ивушкин. Отводил взгляд и краснел, будто не организатор мероприятия, а в первую очередь он, Ивушкин, виноват в таком провале.
Наверное, вышли бы из комнаты все, оставив Жарикова одного, если бы сам не задержал сержанта Концевого. Попросил:
— Иван, открой форточки, пожалуйста.
Концевой сделал все в один миг, перепрыгивая с табуретки на табуретку, мягко, без стука — чай, гимнаст-акробат! И после того не ушел, остался с Жариковым. Постояли у подоконника, помолчали. Чувствуя, что секретарь комсомольского комитета ждет каких-то слов от члена комсомольского комитета, Концевой заговорил с суровой откровенностью:
— Или вам так уже некогда было, товарищ капитан, или вы слишком сильно на себя надеялись, но всем же ясно одно: мероприятие завалено по причине плохой его подготовки. Да что там… Вообще никакой работы не было проделано. Потому и сидели все — от табуретки не оторвешь: сказать хочется, да за душой ничего нет, а молоть языком что попало люди у нас не любят.
Концевой отошел от подоконника, встал посреди комнаты, слегка пружиня на ногах. Вдруг резко вскинул голову:
— Даже с этим демагогом Онищуком никто не отважился сшибиться. Надо было накостылять ему за его лживые и вредные разглагольствования, да не нашлось чем бить. Я то видел и понимал, как ребята обиду глотают.