— Вы же некурящий, товарищ капитан!
Жариков, стал гасить сигарету, уминая ее в тот же спичечный коробок.
— Раньше никогда не курил, верно… — сказал он, думая о другом.— Но надо же когда-нибудь научиться.
X
Ни секретарь парткома, ни Нагорный не поинтересовались, как прошел комсомольско-молодежный диспут, а Жариков со своей стороны промолчал, ибо о чем же было информировать старших политработников?
Секретарь парткома обычно вплотную занимается комсомольскими делами: и посоветует, и поможет, и проверит. На этот раз, возможно, времени не было, а скорее всего не придал майор особого значения мероприятию, не имевшему, как он выражается, прямой связи с задачами боевой и политической подготовки. Опытный, знающий партийный работник майор, но, по мнению Жарикова,— немного суховатый, несколько скованный. Кроме сугубо практических задач мало о чем задумывается.
Эти снисходительные размышления Жарикова о секретаре парткома, между прочим, тоже вызрели, когда он, Дмитрий, почувствовал в себе легкокрылость, находчивость, этакое умение целиться в суть дела навскидку.
Прошло какое-то время, и Жариков простил себе загубленный диспут. Стал подумывать о новом мероприятии морально-этического плана, да таком, чтобы получилось живо, красиво, со звоном! Но когда он заговорил с активистами, с рядовыми комсомольцами о намечаемом тематическом литературном вечере, о возможной встрече с прозаиками и поэтами, его планы особого восторга у людей не вызвали.
«У некоторых товарищей воображение весьма ограничено, просто зуб неймет…» — подумал Жариков. А вот же не пришла ему в голову мысль о том, что он сам заронил в души людей сомнения, что они не могут забыть и не могут простить того халтурного провала своему комсомольскому секретарю.
Другому, может быть, простили бы, ему — нет.
Такому, как, например, коллега из соседней авиачасти, наверняка «списали» бы промашку. Тот работает, по его собственному признанию, без рывков и каких-то там выдумок. Он и ему, Жарикову, советовал умерить пыл, по-приятельски нашептывал, что со временем страсть пройдет, ибо нет такого Сивки, которого бы не укатали крутые горки. Встречались они с тем товарищем в политотделе на сборах. Он в комсомольском комитете «просидел» уже пять лет, за это время сделался уравновешенным, опытным и слегка лысеньким.
Замысел секретаря о новом «звонком» мероприятии морально-этического плана горячего отклика в комсомольском коллективе не получил. Вскоре охладел к нему и сам Жариков. Тем более, что приближалась итоговая проверка, и надо было как можно больше заниматься вопросами соревнования, внедрения передового опыта, технической пропаганды.
Повседневные, будничные дела захлестывали по горло, требовали уйму времени. И некоторые мероприятия комсомольской работы Жариков проводил без какой-либо подготовки. И получалось неплохо — ведь он же умел бить по цели навскидку! Неудача, а вернее сказать, новый провал, подстерег его нежданно-негаданно, можно сказать, на гладком месте. Жарикову пришла в голову мысль о новом почине. Покрутил ее так и эдак, придумал формулу-лозунг, чтобы зазвучало, людей вдохновило.
— Эврика! — воскликнул, вырываясь из кабинета, в котором уже успел застояться табачный дух.
С членами комитета советоваться было некогда, секретаря парткома он просто не нашел — уехал куда майор, что ли?
Следовало ковать железо, пока горячо! Доброе дело с утра нужно начинать!
Жариков вскочил в кабину попутного топливозаправщика и поехал на аэродром. В полетах как раз выдалась пауза, механики и молодые техники, в большинстве своем комсомольцы, толпились в тылу стоянки самолетов. Жариков с ходу, будто бросаясь в атаку, выкрикнул формулу-лозунг, проверяя на слух — никакого впечатления в толпе. Жариков страстно заговорил о возможностях нового почина, о необходимости подхватить его, дать ему широкие крылья,— люди слушали молча и почему-то не вдохновлялись. Кто-то пустил колкую шутку. По лицам передних проскользнула сдержанная усмешка. Через минуту в толпе послышался запоздалый громкий хохоток, и тогда уж все стали смеяться: вишь, какой фитиль длинный — только сейчас до человека дошло!
Ничего не оставалось Жарикову, как перестроиться на их тон — о почине говорить больше не стоило, не воспринимался он сейчас. «Все-таки не с того конца я начал,— подумал Дмитрий, будучи уверенным в своем замысле.— Надо было, как всегда, через секретарей эскадрильных организаций действовать: разъяснить, обязать — они бы, в свою очередь, мобилизовали массу. Ибо, если сверху указание поступает, его надо выполнять, никуда не денешься».