Вечером он собрал секретарей, дал указание о работе по поддержке нового почина. Однако провозглашенная им формула-лозунг и на них не произвела впечатление. Задетый за живое, Жариков бросил упрек:
— Насколько же инертными стали вы, товарищи!
Секретарь комсомольской организации второй эскадрильи, лейтенант, ответил на это резкостью:
— Мы инертностью страдаем, ты — заскоками.
Жариков рывком повернулся к нему, ожег светлыми с прозеленью глазами:
— А что это так разухабисто?
Лейтенант не спасовал:
— А потому что почин твой мертворожденный. Ты его выдумал, сидя тут в кабинете, и хотел людям навязать, а оно и не вышло…
— Поработаем — выйдет! — прервал его Жариков сердитым окриком.
— Так если б знать, над чем работать,— не унимался лейтенант. И продолжал глуховатым голосом: — А то иной начальник думает, что коллективу можно навязать любую досужую выдумку под крикливым лозунгом. Настоящий почин должен рождаться там, где работа идет, а не там, где начальство заседает.
— Я не начальник! — вскричал Жариков, теряя самообладание. А лейтенант ему, не жалеючи:
— И хорошо, что не начальник, а то наломал бы дров, будь у тебя власть в руках…
Их почти растащили. Продолжать совещание в такой накаленной атмосфере не было смысла. Секретари ушли, Жариков остался. Что-то писал, вырывал из блокнота листки, комкая их с ожесточением, опять писал. Сигареты зажигал одну за другой.
Было уж совсем поздно и тихо вокруг, когда он зашел в пустовавший кабинет Нагорного. Поднял трубку телефона дальней связи, любезничая с незнакомыми связистками, дозвонился до квартиры инструктора комсомольского отдела. Того самого майора, который не раз его хвалил: «Если бы все комсомолята были так же способны на хорошую инициативу, как ты, Жариков…»
Слышимость по линии, сцепленной несколькими коммутаторами, была слабая, но майор, кажется, уловил то главное, о чем, надрываясь, кричал в трубку Жариков.
— Идея заслуживает внимания,— ответил майор и похвалил: — Соображаешь, старик! Молодец, старик!
Из чужого кабинета Жариков вышел, как из своего собственного,— настолько уверенно и солидно чувствовал он в ту минуту себя. Завтра он вновь соберет секретарей и на этот раз уже вынужден будет, как говорится, вправить мозги. Особенно тому лейтенанту, секретарю второй, надо будет хорошенько вправить мозги. Мало того, что сам не может осмыслить хорошую идею, так еще и других расхолаживает, авторитет секретаря комитета подрывает… Мысленно Жариков в третий раз повторил: «Вправить мозги». Раньше, бывало, сам терпеть не мог этого грубого и обидного выражения, заслышав — восставал невзирая на лица, а сейчас оно вдруг пришлось ему по вкусу.
На другой день он с утра настроился на крутой разговор с лейтенантом и уже телефонную трубку снял, чтобы вызвать эскадрильного секретаря к себе в кабинет, но ему помешали.
Вошел секретарь парткома полка. Крепко пожал руку Жарикову, присел на стул рядом.
— Ездил вчера в политотдел, представлял парткомиссии молодых наших коммунистов,— сказал майор.— А ты, говорят, искал меня?
— Да, хотел посоветоваться по одному вопросу,— подтвердил Жариков.
— Сегодня не поздно?
— Начало уже сделано, но совет старшего всегда пригодится.
— Давай по существу, Дмитрий!
— Сей момент, Михаил Семенович, вот только закурю с вашего разрешения.
Майор согласно кивнул да и сам потянулся за сигаретой. На худощавом с редкими веснушками лице секретаря парткома застыло выжидательное выражение, и нетрудно было догадаться, что он уже все знает. Поэтому, видать, и пожаловал с самого ранья, чтобы вмешаться в дело.
Затянувшись разок-другой табачным дымом, таким желанным и головокружительным от первой утренней сигареты, Жариков начал рассказывать все по порядку. Михаил Семенович слушал, не перебивая, без видимого интереса — конечно же, все ему известно. Когда Жариков окончив умолк, секретарь парткома глубоко вздохнул:
— Авантюрой попахивает от придуманного тобой «почина», Дмитрий.
Жариков вскочил, как ужаленный,— столь неожиданными были эти слова.
Михаил Семенович положил ему руку на плечо, заставил сесть.
— Вначале выслушай меня, потом будешь свое доказывать,— потребовал он. Заговорил с досадой: — Сам по себе почин нежизненный. То, что объединяет и направляет стремления людей, что на пользу делу, оно, знаешь, сразу прививается. Взять наши добрые почины: — «Каждому механику — знания техники», «Рядом с отличником нет отстающих», «В первый год службы — первый класс». Стойло бросить клич, и они загорелись мгновенно, как от спички костры. Причем, первый огонек зажег ты — все знают. А вчерашняя твоя затея — надуманная, пустая. Это ясно, потому и народ ее не принял. Но еще больше тревожит твое поведение, Дмитрий, твои, с позволения назвать, методы работы с людьми, с комсомольским активом. Когда меня информировали, как ты вчера действовал, я за голову хватался.