В командирском кабинете сидели сам полковник, замполит, инженер эскадрильи. Когда Жариков, спросив разрешения, вошел, полковник сразу к нему:
— Ну что, комсомольский бог? Дождались мы с тобой че-пе? Потому что воспитательная работа с людьми запущена! Все о высоких материях рассуждаем на собраниях, а живого человека из поля зрения упускаем.
Жариков стоял, потупившись.
— Молчим? — Командир полка повысил голос,— А нам хотелось бы кое-что услышать и узнать: например, какие мероприятия воспитательного характера проведены с комсомольцами в последнее время?
Подполковник Нагорный выразительно посмотрел на Жарикова: отвечай же, мол, не стой столбом!
Дмитрий начал перечислять плановые мероприятия. Но как только он упомянул «литературный диспут», полковник прервал его:
— А какой толк с вашего литературного диспута?! Вместо того чтобы воспитывать у людей высокие морально-боевые качества, говорильню разводите. Лучше бы поговорили на диспуте о чести и достоинстве война-комсомольца.
— На эту тему у нас проведено… — начал было Дмитрий.
— Да бросьте вы, Жариков! — гневно взмахнул рукой полковник. Он встал из-за стола и зашагал по кабинету.— Работаете вы плохо, я вам скажу. Наказать бы стоило, снять бы вас надо с должности, такого работника! В первое время, когда вас избрали, вы еще туда-сюда шевелились, а потом…
Тут поднялся со своего места и Нагорный. Непреклонным взглядом остановил разговор, заходивший слишком далеко от истины.
— Сергей Васильевич, надо подумать нам о конкретном решении вопроса, который сейчас обсуждается.
Полковник вернулся к своему столу, сел в кресло.
— Что-то надо решать, Николай Иванович,— вздохнул он. Продолжал, сдерживая раздражение: — Поступок Онищука, этого пассажира в погонах… Поведение его подло, но юридически неподсудно. А оставить без воздействия нельзя. Прежде всего я хочу посмотреть на этого образованного труса, который опорочил честь солдата.
— Машина из комендатуры уже вышла, скоро будет здесь,— подсказал инженер эскадрильи.
Жариков мысленно представил себе солдата с университетским значком, который через несколько минут войдет сюда. Помнится, выступал на диспуте — высокий, спортивного вида солдат, которого Ваня Концевой тогда демагогом назвал. Это он и был — Онищук. И действительно, рассуждал он как-то не по-нашему: «…О современной армии нельзя создать хорошего фильма», «Если там два солдата, находясь в увольнении, помогали пожар потушить, то это ж, простите, деталь, бытовщина…» Ложные, глупые, но поди ж ты, въедливые фразы — Жарикову они запомнились почти дословно. Вот так и другим, наверное.
Дмитрий почувствовал горячую краску стыда на своих щеках. Ребята тогда возмущались, но отповеди дать не сумели. Потому что не подготовились, потому что он, Жариков, безответственно отнесся к мероприятию. Схалтурил! И тем самым нанес ущерб делу воспитания людей. Причем, в прямой связи! Если бы тогда взяли хорошенько в оборот Оншцука, кто знает, возможно, он повел бы себя по-иному, оказавшись в одной машине с преступником. Ведь здоровенный же парень, мог бы силой принудить владельца машины остановиться…
Скосив глаза, Дмитрий несмело взглянул на командира полка. Тот склонился над столом, поправляя затиснутые под плексигласовую накладку разные выписки и графики. И, казалось, все внимание его было сосредоточено только на тех бумажках. Н-да… Хоть и вспылил полковник, но ругнул-то за дело. Только вот все доброе зачеркивать не годилось бы начальству. А то из-за одного ЧП сразу на тебе: «Работаете плохо!» Другие, что ли, не отвечают за воспитание — один комсомол?
Чувство вины постепенно глохло в размышлениях Дмитрия, уступая место чувству обиды. Почему он должен выслушивать нотации, да еще в такой грубой форме? Ишь как сразу круто: «Наказать, снять с должности». И уж совсем забыв о собственной вине, Дмитрий с обидой, с уязвленным самолюбием обдумывал и повторял мысленно слова, которые очень хотелось бы ему вот здесь, вот сейчас высказать вслух:
«Взыскание наложить можете — ваше право. А вот с работы снять… Это того, перегнули! Потому что не вы меня назначали, у меня выборная должность».
ХІІ
Эскадрильи поочередно перелетали на полевой аэродром и там работали с грунта. Когда ушла родная первая, Жариков тоже отправился вслед за ней на транспортном самолете, перевозившем техников.
Ирме о командировке ни слова не сказал. Потому что «транспортник ведь неожиданно вылетел…», оправдывался Дмитрий перед самим собой. Но, наверняка, не предупредил бы он Ирму, если бы знал о вылете и за сутки — отношения в последнее время сложились такие, что нежные прощанья вроде как ни к чему.