Каждый прибор, каждый агрегат машины в воздухе как бы оживает — это Дмитрий понимал. Поглаживая ладонью выпуклое стекло авиагоризонта, Дмитрий мысленно наблюдал крены, подъем и пикирование указателя-самолетика, сейчас неподвижного. Радиолокационный прицел даже потрогать руками как-то неловко. Хитроумный, тонкий прибор: электронный луч захватывает цель на большом расстоянии, невидимую простым глазом, и тогда на экране возникает «птичка», ее-то и должен поймать перехватчик. Ракетой поймать.
Зависть к летчикам у Дмитрия была добрая, не мешавшая ему с ними дружить.
— Командир, садись в кабину. Вижу: забегали там… — предупредил Жариков летчика. Сам продолжал наблюдать с высоты стремянки, вытянув шею.
Ивушкин надел гермошлем, сел в самолет
— Будешь слушать эфир? — спросил Жариков.
Лейтенант кивнул одетой в броню головой.
Включили бортовую радиостанцию.
Глядя вниз, куда-то под приборную доску, Ивушкин спокойно сидел в кабине. Жариков стоял сбоку и ждал, Вдруг белолобая круглая голова летчика резко повернулась: одного его взгляда, короткого и возбужденного, было достаточно, чтобы Жариков понял: по радио дали команду на вылет.
Реактивный гром прокатился вдоль опушки леса. Ивушкин взлетел с включенным форсажом — значит, надо было выжать из машины всю ее мощь, чтобы не упустить «противника». Оторвавшись от земли, истребитель полез в небо почти вертикально. Окружность реактивной трубы просвечивала сквозь облака пыли огнем раскаленных газов, как уходящая вдаль комета.
Шум постепенно стих. Около пенька, на котором сидел недавно Ивушкин, остался венок, сплетенный из желтых листьев. Жариков поднял его, улыбнулся.
«Атомная угроза», нависшая над аэродромом во время тактических учений, миновала. После очередного перехвата воздушных целей летчикам было приказано «идти домой».
Техники возвращались на транспортном самолете. Пилот вел корабль низко-низко, скрываясь от радиолокаторов «противника», слева скользила по земле большая, с распластанными крыльями тень. Жариков бездумно следил за тенью, прильнув к иллюминатору. Вдруг он почувствовал руку на своем плече. Оглянулся: майор из политотдела. Он был с ними на полевом аэродроме.
— Мы собрались пригласить вас в политотдел, товарищ Жариков, чтобы побеседовать,— сказал майор.— Но зачем откладывать? Чем здесь не кабинет?
Они прошли в хвостовой отсек самолета, где лежало грудой техническое имущество, присели рядом.
— В комсомоле идут отчеты и выборы, это вы знаете? — продолжал майор. Надо было говорить громко: мешал шум моторов.
— Знаю,— кивнул Жариков.
— Скоро будет проведено отчетно-выборное собрание в комсомольской организации вашего полка.
— Тоже слыхал.
Майор пристально взглянул Жарикову в глаза, будто хотел наперед прочесть его мысли.
— А как вы посмотрите на то, если политотдел будет рекомендовать вас для избрания секретарем комсомольского комитета?
Вот так новость! В первое время Дмитрий не знал, что ответить. Это ведь не просто. Это должно круто изменить, если оно случится, всю его службу…
— Вы коммунист, отличник, спортсмен-перворазрядник,— перечислял майор, загибая пальцы.— К тому же любитель художественной самодеятельности. Слыхал я ваши сатирические куплеты, слыхал. Остро получается.
После солидной паузы, в течение которой Жариков неловко ерзал на жестком сиденьи, майор опять взглянул на него в упор:
— Ну, так как?
— Немного боязно,— откровенно - признался Дмитрий.
И оба рассмеялись.
Разговор наладился. Они не заметили, как прошел час и как за это время транспортник уже дотопал до родного аэродрома.
Дмитрий прибежал домой возбужденный как никогда. На ходу чмокнул в щечку Танюшку и скорее зазвал в комнату жену.
— Все, Ирма! Прощаюсь на днях с самолетной стоянкой и перехожу на комсомольскую работу.
— Как это? — удивилась Ирма, вскинув брови.
— А так! Сейчас в самолете был разговор на этот счет. Я дал согласие.
И он пересказал жене содержание беседы с работником политотдела. Его, Дмитрия, оказывается, давно приметили. Что ж, отступать не следует. Не всю жизнь гайки крутить, надо попробовать себя и в работе с людьми — может быть, как раз в этом его призвание.
Терпеливо дождавшись, пока он выговорится, Ирма мягко возразила:
— Почему ты говоришь обо всем этом, как о деле решенном?
— А что? Я же дал согласие!
Ирма положила руки ему на плечи. Сказала тоном старшей, хотя она была на год моложе своего муженька:
— Ты-то, допустим, согласился. Но секретарем станешь только в том случае, если тебя изберут комсомольцы.