Инженер повернулся к нему боком — приземистый, упрямый, как гранитный столб при дороге.
— Ни два, ни полтора!
— Это же для пользы дела, товарищ капитан! Наглядную агитацию надо срочно оформлять.
— Ну и рисуйте себе на здоровье. Вас там в штабе много. А механикам хватает работы на самолетах. Здесь они нужнее.
Спорить с ним было бесполезно. Затаил злобу и теперь не упускает случая, чтобы подставить ножку молодому секретарю.
— Не дам людей! Иди, жалуйся,— бросил инженер вслед уходящему Жарикову.
Вернулся он в казарму, стал на пороге ленинской комнаты и глубоко вздохнул при виде непочатого края работы. Листы ватмана, красная материя, фанерные щиты — все это лежало кипами в глухом безмолвии, а должно ожить, должно заговорить словами и цифрами. Много часов придется гнуть спину, если одному… Да что поделаешь?
Жариков сбросил шинель. Хорошо еще, что в казарме было тепло, не то что в штабе. Механики, живущие здесь, народ мастеровой: подмонтировали несколько дополнительных радиаторов, вот у них и тепло. И правильно, казарма их дом.
В последний раз Жариков вспомнил разговор с инженером, чтобы забыть о нем накрепко. Казалось бы, образованный, партийный билет в кармане носит, а до чего же близорукий человек. «Чтобы я на него жаловаться кому-то пошел? Слишком много чести!» Засучил комсомольский бог рукава и взялся за работу сам. Он просто накинулся на нее с жадностью. Первые слова, начертанные крупным, размашистым шрифтом, призывно обратились к летчикам: «Перехватить все воздушные цели на заданных рубежах!»
Стукнула дверь. В комнату вошел сержант с красной повязкой на рукаве дежурного по эскадрильи. Ваня Концевой. Этого сержанта, комсомольского активиста, Жариков хорошо знал.
— Что скажешь? — спросил он, склоняясь над фанерным щитом.
— У меня скоро смена, и я приду к вам, товарищ старший лейтенант.
— Тебе после дежурства отдыхать положено.
— Я не устал.
— Ну, приходи. Только что тебе тут делать?
Художнических талантов за Концевым не водилось. Спортивные состязания организовать, поплясать в час досуга — на это он мастер.
Постояв немного в задумчивости, сержант добродушно улыбнулся:
— Хотя бы краски тереть. Относить, чего надо, подносить…
— Ладно. Принимаю в артель,— сказал Жариков.
Сержант вышел, тихо притворив дверь. А через минуту послышался его начальственный голос в коридоре:
— Так и лезут в казарму, сапога от снега не отряхнувши. В отцовский дом, небось, так не заходили. Дневальный! Вы куда смотрите?
В работе, в такой работе, когда отвлекать себя посторонними мыслями невозможно, время идет быстро. Хорошо получалось нынче у Дмитрия: один плакат лучше другого, графики давали полный отчет по таким-то показателям при первом взгляде на них. Вроде и старания особого не проявлял Дмитрий, писал смелыми, быстрыми мазками, чертил навскидку, без предварительных расчетов, а выходило на удивление здорово. Давно прозвучала команда дневального «отбой», всюду в казарме погас свет и только в ленинской комнате горел ярко. Ваня Концевой помогал по технической части, как он выразился: полотно на раму натянуть для стенда, фигурный щит из фанеры вырезать. Попробовал было написать простенькйй плакатик, но бросил на половине. Первую строку не дотянул до обреза с четверть метра, вторую пришлось сжимать и даже завернуть вниз хвостиком. Точно так же писал когда-то школьник Ваня Концевой в тетрадке, закручивая хвосты, за что получал двойки.
Посмотрел Жариков на его осунувшееся лицо и сказал:
— Что-то ты совсем позеленел. Иди-ка спать.
— Вы тоже устали не меньше моего, товарищ старший лейтенант.
— Я другое дело. Я комсорг.
Часы показывали полпервого, когда помощник Жарикова, не спавший на дежурстве сутки, сдался. А Дмитрия даже сон не брал. Он работал и работал.
Ирма места себе не находила. Ни о чем не предупредил и куда-то пропал. Где он? Когда был техником, тоже часто не ночевал дома, но то были ночные полеты. Грохотали реактивные двигатели на аэродроме, цветными созвездиями проносились в темном небе аэронавигационные огни самолетов — было ясно, что идет летная работа, что Дмитрий там, где все. А вот где он теперь, когда всюду сонная тишина? Техники-соседи пришли со службы вовремя. Его нет.
Сидеть, слушать посапывание спящей Танюшки и ждать в неведении Ирма не могла. Быстро оделась. Примерила перед зеркалом меховую шляпку, ту, что Дмитрию особенно нравилась, и вдруг неожиданно для себя с силой швырнула ее на диван. Шерстяной платок — вот самый подходящий убор для такого случая, когда жена идет разыскивать загулявшего мужа. Повязала платок по-бабьи: прикрыла наполовину щеки и лоб, стянула узел под подбородком.