- Смейтесь, смейтесь,- тоже улыбнулся и гут же закашлялся Приват, что вам еще остается?
- Когда нет ни времени, ни права поступать начерно,- сказал Василий Андреевич серьезно,- когда выпал один-единственный шанс, то с таким, как бюрократия, да и не с таким еще балластом можно временно примириться. Может, ход и не тот, да ни разу не перевернулись...
- Складно,- подтвердил Приват, - да вот только не про нашу жизнь. Вы вместо корабля счастья "болластовоз" сотворили, а все не хотите замечать... И почему так получается: как будто разными глазами смотрим? Вы видите одно, я - другое, святой отец наш - третье? Жизнь-то едина, неужели не может быть общего понимания?
- Чего же тут удивляться?- хмыкнул Белое.- Классовая слепота. Азбука марксизма.
- Знаю. Читал. Штудировал. Только не получается. Странная какая-то слепота, и не мешает дворянам Плеханову и Ульянову стать революционными теоретиками, капиталисту Энгельсу - классиком марксизма, сыну капиталиста Троцкому - борцом против капитализма, а князю Кропоткину - и вовсе анархистом? А с другой стороны...
- Слабо штудировал. Поднялись над классом...
- Вот именно. Они - поднялись, а другие - нет. Почему же? Условия жизни у них особые? Или, может, наоборот - головы у них такие? Сознание выше развито? Способности особые? Или потребности? Может, "классовая слепота" - это только для самых средних, самых серых? Может, все разделение не по "классовому сознанию", а по тому, сколько человеку ума от Бога отпущено?
- Жаль, время теоретических конференций прошло... Да, наверное, и не было никогда времени...
- Что жили впопыхах, это правда. Такая печальная правда - никак не могу примириться. Куда вы так торопились?
- Шанс появился.
- И вы-то уж не упустили, - сказал Приват с сарказмом, впрочем, не оцененным Беловым.
- Не для нас шанс, - сказал он, - для всех людей вообще. Мог бы догадаться, ученая голова...
Приват действительно задумался, даже покивал головою, а потом заявил решительно:
- Слишком широко берете, товарищ Белов.
- А уже брать, - Василий Андреевич опять похлопал по карманам и поморщился, - неправильно будет. Именно в таком масштабе только и нужно подходить. Ошибались... Да, что и говорить; но цель, цель! И стремление самое искреннее!
- Ну что же,- согласился и даже вроде как чуть-чуть повеселел Приват,будем "балласту" ставить бо-ольшие памятники. Жаль, поздно, а то бы и я в скульпторы пошел. В монументалисты.
Нужно было знать Привата, чтобы почувствовать: он начал развивать длинную логическую цепочку, как шахматист заготовленную комбинацию. Василий Андреевич это знал, не раз уже схлестывались, когда плотность внешних событий давала силы.
- Пойми ты, без полувека профессор, - перебил его Василий, - что вокруг самых правильных идей, как только они становятся идеями правящими, неизбежно зашевелятся "повторялы", чуждые по сути, но действующие вроде как в рамках...
- И давно вы это поняли, Василий Андреевич?
- Какая разница? Факт есть факт.
Приват с сожалением покачал головой:
- Если бы... И не "факт". Не хотите додумывать до конца. Страшно.
- Мне-то чего бояться?- засмеялся бесплотный комиссар.
- А это привычка. Инерция, если хотите. Поработаешь десяток лет в условиях жесткого централизма - и вырабатывается особое мышление. Во всем разумный, да не во всем, не до конца. Как только ключевые слова названы, ключевые понятия определены - начинается не мышление, а повторение догм.
- Теоретик,- хмуро констатировал Белов, и в самом деле не желая, чтобы мысли скатывались... или, точнее, поднимались на тот уровень, за которым многое становилось не бесспорным, и прежде всего - их собственные, сегодняшние, вроде бы уже решенные, вроде бы уже необратимо катящиеся дела.
- Доведем до ясности вашу мысль,- предложил Приват и, не дожидаясь согласия, продолжил: - Представим, что во всех звеньях, на всех ступенях соберутся такие "повторялы". А что соберутся рано или поздно - это неизбежно, по расчету двигаться наверх легче, чем по велению сердца. И тогда начнется. Правь бал!
- Разогнались.- Предчувствие того, что Приват обязательно скажет нечто такое, что придется принять, подстегивало Василия Андреевича, заставляло сказать то, что было его правдой: - У нас не по словам честь. И в креслах во всех сидят лишь до той поры, пока слова с делом не слишком расходятся.
- Я вашему оптимизму иногда завидую,- сообщил Приват и вдруг без перехода спросил: - А если те, кто может снять, уже сами точно такие же? Если давно выработался целый, как у вас принято говорить, класс, кровно заинтересованный, чтобы ничего не менялось? Готовый держаться до последнего, все распродавать: и прошлое, и настоящее, и будущее - лишь бы на них самих, на их положение ничто не надвинулось?
- Хватит об этом. Дело давай. Лаптев чего приезжал?
- Лаптев? - переспросил Приват. - Лаптев суетится. С нами, сами понимаете, для него все ясно, но вот тут еще выплыло с церковью... Деликатная проблема. В свете ситуации... Официально не поощряется кресты сшибать, как во времена оны...
Василий, в восемнадцатом самолично своротивший крест с большой Покровской церкви, погладил усы. И сказал:
- Не та церковь пошла.
Глава 4
На исполкомовскую площадь Виктор заезжал редко: какие дела в исполкоме? Сейчас, объехав лишний круг, он пристроил " Москвич" на тесную служебную стоянку и отправился разыскивать отдел коммунального хозяйства.
В старом, не раз перестроенном и бесконечно ремонтируемом исполкомовском здании ориентироваться было трудно: какие-то переходы вдруг оказывались запертыми, а лестницы не вели никуда. Виктор потыкался в стороны, а потом наткнулся на схему пожарной эвакуации. По ней можно было разобраться, и через пять минут он вышел к приемной горкоммунхоза.
Моложавый плотный дядька с тугими щеками сидел за очень массивным старым столом, украшенным двумя телефонными аппаратами. Все в кабинете казалось излишне крупным: и мебель, и мраморная настольная лампа, и холодильник, и двойная обитая дверь с тяжелыми замками. Только оба окна, забранные изнутри крепкими решетками, казались маленькими и подслеповатыми, наверное, из-за толщины стен...
- Как хорошо, что вы пришли,- обрадовался Лаптев, - а то я как раз голову ломал, где бы еще немного техники раздобыть. Столько мусору будет а у нас в РСУ одна бортовая и самосвал.
- Вы о старом кладбище?- осторожно спросил Виктор. - Туда технику?
- Ну, в общем, да, - подтвердил Валентин Семенович,- на мне же подготовка территории, а там одной ограды три километра, да вот еще часовню эту повесили...
- А на внутренней территории - там уже все? Можно приступать?
- Не совсем, - замялся Лаптев, - часть там уже действительно закончена, в основном боковые старые сектора: дорожники просили начать именно оттуда, чтобы фронт работ им открыть, по профилю магистрали. Сейчас уже спецкоманда перебазировалась на верхние сектора, но у меня данных на сегодня еще не ...
Виктор достал свежую синьку, развернул и отчеркнул карандашом:
- Меня интересуют вот эти участки. Здесь уже можно работать?
- Сейчас посмотрим,- сказал Лаптев. Он достал амбарную книгу, перевернул несколько страниц и, поминутно поглядывая на синьки, сказал:
- Почти все готово. Почти, но не все.
- А нельзя попросить, чтобы мои площадки расчистить в первую очередь? Вот самый минимум...- И он еще раз обвел на синьке.
- Минимум, минимум,- покивал головою Валентин Семенович, еще раз просматривая записи.
- Здесь же совсем немного по площади,- у Виктора неожиданно и неприятно прорезалась просительная интонация, и он тут же себя мысленно одернул.
- Да-да, - согласился Лаптев,- немного; но есть одна формальность боюсь, командир спецкоманды на это не пойдет...