— И лучше бывает, ваша честь.
Потом начались тосты. Секеи держатся на пирах степенно, с суровым достоинством; но уж если разойдутся, говорят цветисто и с чувством. Целые диспуты затевались за столами, витиеватые, велеречивые.
Ужин продолжался до пяти утра. Тут набоб опять провозгласил:
— Столы, господа!
Гости встали и передвинули столы и стулья в обратном направлении. Restitutio in integrum [Возвращение в прежнее состояние (лат.)],
— А теперь что?
Губернатор пожал плечами с видом истинного фаталиста.
— А что ж теперь! Опять за фербли засядем.
— Ну, а потом?
— Потом утро придет, а с ним завтрак. Еще что ты хочешь знать?
— А по домам когда?
— О, это, брат, не скоро. Так далеко я и не заглядываю. Во всяком случае, прими к сведению, что именины здесь меньше чем три дня не бывают.
— Ну, так я помру до тех пор, — вздохнув, сказал Катанги с глубоким убеждением.
— Мертвецам как раз оставаться необязательно. Кто помрет, тот раньше ехать может — катафалк здесь все равно не уместится. А для живых три дня — закон. А на четвертый — шубный разбор.
— Это еще что? — оторопел доктор.
— А что ж ты думаешь, скоро разве в этой куче шуб свою разыщешь, когда домой поедешь? Все на одинаковом меху, из одного сукна, одного покроя. Тут и дня-то мало разбирать их, туда-сюда перекидывать. Но уж до чего занятно, скажу я тебе. Просто не нарадуешься, когда на свою наконец наткнешься — post tot discrimina rerum [После стольких опасностей (лат.). Цитата из «Энеиды» Вергилия.]. Конечно, если не перепутали и вместо своей не увезли.
— Ну вот, новое дело… Моя у портного арендована. За форинт в день. Уйдет — пожалуй, всю жизнь не расплатишься…
Перспектива в самом деле удручающая.
Человек, так сказать, городской, изнеженный, Меньхерт даже жалеть начал, что вообще приехал. И зачем, главное? Самое лучшее — как-нибудь улизнуть отсюда. Хоть бы с дядей Яношем, по крайней мере, перемолвиться.
Но дядя Янош, судя по всему, нарочно избегал его и сидел где-то далеко, на другом конце сдвинутых в один ряд столов в роли "капитана кунов".[39]"Капитан кунов" — это должность ad hoc [Временная, на данный случай (лат.)] на секейских пирушках. На каждые четыре-пять человек приходится свой "капитан кунов", которого хозяин назначает из гостей поплоше, — угощать, подливать, подавать соседям. Катанги удивился. Что такое? Могущественный король Янош другим гостям прислуживает. Пойми, кто может. Странным показалось ему и то, что за ужином, хотя пили за всех, за старика никто не поднял тоста.
Он не мог удержаться и спросил о причине этого у соседа слева, благообразного Иштвана Габора, который так ему ответил слово в слово:
— Недолюбливаем мы его тут, в комитате. Паршивая тачка, а тоже каретой себя воображает.
— Но в городе у себя, — возразил Катанги, — он, по слухам, большой властью пользуется.
Пишта Габор дернул плечом пренебрежительно.
— И лиса в своей норе воевода.
Менюша глубоко расстроила такая детронизация короля Яноша. Клара и тут его в дураках оставила! Хоть бы не знать его совсем, этого Яноша Кирая.
Пока он так раздумывал, пробираясь сквозь людскую толчею в заднюю комнату к партнерам, вдруг откуда ни возьмись — сам король Янош.
— Все идет как по маслу! — шепнул он мимоходом и исчез, точно в воду канул.
Катанги даже взглянуть на него не успел. Все как по маслу? А что такое «все»? Вздор несет старик.
Он уже и думать бросил о всякой там баллотировке: не чаял только, как выбраться отсюда. Но вдруг у дверей какой-то человек в серой суконной бекеше ухватил его за пуговицу и попросил оказать протекцию у министра культов.
— Нет у меня там никакого влияния.
— Ну так будет, — подмигнула серая бекеша, как бы намекая: "Мне все известно!"
Это немного озадачило нашего героя. Дальше — больше: во время игры местный лидер либералов Гапшар Бало остановился за его стулом, похлопал по спине и, желая сказать что-нибудь приятное, ободряющее, но в меру тактичное, чтобы не забежать вперед раньше времени, передвинул сигару из одного угла рта в другой и изрек невозмутимо:
— Лопаточки у тебя, брат, совсем как у Криштофа Лабоди покойного.
Криштоф Лабоди был их первым и самым любимым депутатом, прозванным "секейским Ференцем Деаком".[40]
— Уж не по лопаткам ли вы депутатов подбираете? — расхохотался стоявший за спиной у губернатора помощник комитетского нотариуса.
Старик строго глянул на расходившегося юнца.
— А хоть бы и так. Что ты понимаешь, сосунок! Менюш чуть со стула не свалился. Уж не во сне ли это ему снится? Но даже если фея Маймуна[41] и собиралась зашить ему веки, они мигом раскрылись и всякий сон слетел с него при этом повороте от безнадежности к надежде. Сердце у него встрепенулось, кровь взыграла в жилах — он словно помолодел на двадцать лет.
Машинально разглядывая, перебирая свои карты, герой наш еле мог усидеть на месте. Так и подмывало вскочить, расспросить, оглядеться получше — удостовериться в общем настроении.
"Нет, не может быть. Вот уж не может быть! — мелькало у него в голове. — Чтобы король Янош все это устроил? Да ведь с ним тут не считаются совсем. Нет, нет! Вообразил, дурак, невесть что. Неправда все это".
Однако это была правда. Король Янош хорошо использовал этот вечер. Едва приехал губернатор, как он с величайшей таинственностью начал сплетничать, с кем был подружнее:
— Опять наш губернатор что-то задумал, я уж вижу. Это же не голова, а котел трактирный, — день и ночь варит! Вы думаете, зачем он сюда этого, из Пешта, привез?
— Зачем?
— В депутаты протащить хочет, вам на шею посадить. Секейские дворяне переглянулись: а что? Вполне возможно.
— И даже очень. Уж я-то знаю. От кого? (Тут он понизил голос до шепота.) Да сам Тиса[42] сказал мне намедни в парламенте.
Дворяне стали приглядываться к Катанги, изучая его. Человек вроде ладный, видный собой. Кто его знает, с чем приехал. Общее внимание обратилось на него, чего ни сам он, ни губернатор не заметили.
А король Янош продолжал между тем свои хитрые подкопы.
— Но я-то Тисе сказал, что ничего из этого не выйдет. А не послушает — пускай на себя пеняет. Не будет здесь депутатом Катанги! Да бог ты мой, он и говорить-то по-венгерски толком не умеет. Вы только послушайте, какой у него выговор. Ну, разве годится нам такой?
Сначала россказни его не вызывали особого доверия, но все равно распространялись с быстротой степного пожара. А дядя Янош, переходя вперевалочку от одной группы к другой, подливал масла в огонь своими чванливыми замечаниями:
— Не бывать ему депутатом, раз я сказал. Я не я буду, ежели допущу.
И ударял себя в грудь заносчиво. Конечно, среди гордых секеев сейчас же нашлись такие, кого уязвило это хвастовство.
— Не допустишь? А мы вот возьмем и выберем.
— Ну, это еще посмотрим! — вспылил старик, надувшись, как индюк.
— Ох, ты! Барин какой! — возмутились и другие. — Да у тебя в этом округе ни одного голоса нет. По какому это праву ты здесь распоряжаешься?
Король Янош побагровел до корней волос.
— По такому, что я лучше знаю, кого вам выбирать!
— Ого!
— Дома у себя приказывайте, господин Кирай! Миклош Олт из Видрафалу, этот Нестор многочисленного семейства, целых сто голосов подававший за него на выборах, поднес волосатый кулачище к самому носу Яноша Кирая.
— Полегче на поворотах, господин Кирай! Слово даю, не бычий пузырь, что нарочно теперь голосовать буду за этого… как его?
— Катанги.
— Да-да, Катанги.
Спорщики так расходились, что пришлось их утихомиривать.
— Тише! Что вы сцепились! Неприлично же. Игроки в той комнате услышат!
Стали и самого короля уговаривать. Не годится, мол, так. Уж коли гостя не уважаешь, так хозяина уважь. Хорошо разве, если он услышит, как его гостя поносят?
39
Куны-куманы (половцы; в XIII в. некоторые половецкие племена поселились в Венгрии, слившись с мадьярами).
40
Деак Ференц (1803–1876) — известный венгерский политик, подготовивший соглашение 1867 г. с Австрией; основатель либеральной партии.
42
Тиса Кальман (1830–1902) — известный деятель либеральной партии, премьер-министр Венгрии в 1875–1890 гг.