Tетя Надя, здешняя старожилка, этого не слышала, слышала другое, что на месте этой церкви была Вознесенская, которая была сломана, и что именно на этом фундаменте сделана теперешняя. Камни сломанной церкви увезены в Старо-Титаровку, и там из них построен клуб. Сплю на улице. Церковь настолько рядом, что в ее ограду заходят куры.
Ходил к фонтану, много обошел. Татарская речь и татарские лица. На пляже кавказская мать купает враз шестерых. Она дремлет на ковре, они дерутся. Причем бьют друг друга по лицу. Ревут и дерутся. Мать просыпается, лупит того, кто еще не ревет, и снова дремлет.
Были в домике Лермонтова, он в стороне от бывшего, на том месте правление совхоза, а до того огород еще одной Надиной тетки, тети Оли. Обрыв на рисунке Лермонтова другой. На этом трудно сломать себе голову. Но домик хорош, особенно лачужка. “Кошка приблудилась, — говорит дежурная, — будет холодно, уйдет”. Были на кладбище, очень чистое, южное, сухое.
Надя на теплоходе много вспоминала о своем детстве здесь. Ходили к дому, видели то дерево, к которому Надю привязывали старшие, чтоб не мешала бегать на море.
Море чистое, медуз нет. Катька вовсе молодец, бросал ее в воду далеко и сильно, она хоть бы что.
Шли обратно через раскопки. Ходил 11 лет тому. Все заросло, а ниже — застроено. Пришлось идти кругом. И опять татары. Прошли здесь и скифы, сарматы, половцы, турки, казаки…
Тамань громадна. Пускали автобусы, но сейчас они не ходят — нет бензина. Отменены многие рейсовые — бензина нет! Вот нам — доиздевались над энергетическим кризисом загнивающего капитализма.
Вернулся с офицерских сборов сын т. Нади, бодро говорит, что нейтронная бомба — разрешенная болтовня, что у нас есть почище.
Книжный магазин здесь совмещен с культтоварами, а они — с хозяйственными. Художественной литературы почти нет, но много политической. Но есть хотя бы минимум школьной программы — Пушкин, Лермонтов, Гоголь. А что еще надо крещеному славянину?
А ведь через неделю Москва, и всё набросится, и скажешь: “Неделю назад были в Тамани”.
14 августа. В церкви крестили враз пятерых. Старенький батюшка (79 лет, отец Михаил). Хотели крестить Катю, но она убежала. Потом наедине говорил с послушницей. Белоруска, говорит о колоколе. “Колокол в оккупацию увезли немцы, было много процентов серебра”.
Рассказывает историю храма. Новая версия о засыпанной церкви: Мстислав Тмутараканский заложил в 1025 г. этот храм на Покров в честь победы над половцем Редедей Косожским. А еще более древнее предание, что тут был храм богини Деметры в 3–4 вв. до н. э. Этот якобы строили посланные римскими императорами архитекторы, отсюда его классическая форма. Так вот, через полвека пришли печенеги, которым было плевать на любую религию, и храм занесли пыльные бури, бураны. Занесло и церковный сад. Пришли турки, знать не знающие о храме. В 1792 году храм откопали запорожцы и заново освятили его. К столетию владычества Таманью, в 1911 г., храм был отремонтирован. И до сих пор стоит.
На греческий храм указывают обломки мраморных колонн, которые под колокольней. Обратно перелезли через изгородь и через 10 секунд были дома. Катя, сбежавшая еще ранее с подаренной просфорой, сердито говорит: если крестить, так надо было раньше думать.
Пишу — солнце сквозь виноград. На цветной скатерти чистая вода в стеклянной крынке. Цветы. Кошка лежит на теплой земле. Узорные тени, как шторы на окне.
Должен записать, сейчас можно, так как поставил свечу за ребенка, написать о том, что мы ждем ребенка, что все наши дни заполнены разговором о нем, придумываем имя, уже считаем членом семьи. Если Надя что-то ест жадно, значит, маленький хочет, если что-то есть не может, значит, ребенок не хочет. Мысли только о нем. Катя боится, будет ли он любить ее.
Сейчас уходили с моря, Надя сидит на берегу, ноги подогнула, Катя в воде; солнце, вода прозрачная, в воде, как битая мостовая, желтые осколки кувшинов из “до нашей эры”, над нами громадный обрыв — мы ходим на пустынное место, — ах, да и только. Сейчас Катя пришла, головку положила, уж и накупалась же она. “Папа, все кружится, все кружится”.