Последнее, что нам показали там, был реликварий. Я знал об этой традиции средневековых монастырей по роману Умберто Эко “Имя розы”. Здесь почти та же ситуация. В монастыре, зажатом между горами, есть крошечное, на шесть мест, кладбище. Здесь покойник лежит три года, а потом его останки выкапываются и переносятся в реликварий, полуподвал, неплохо даже освещенный, одна часть которого занята грудой черепов, а другая — сложенными штабелями косточками. Все это лежит за стеклянными стенками. Реликварий еще и туристический объект показа. Каждый монах готов послужить обители еще после своей смерти!
Экскурсию в реликварий проводил монах, говорящий no-русски. Двадцать два года назад он окончил филфак, и его выбор и служение были вполне оправданны. Для нашей группы он говорил очень убедительно и ясно. Говорил о грехе и покаянии, о необходимости раскаиваться и исповедоваться. Надевая фелонь, иерей в служении своем изображает Господа, принесшего Себя в оправдание за людей, и потому должен облекаться правдой при всех делах своих. Но разве не Бог устроил и обустроил этот жестокий мир? Почему все, кто жил до Христа, праведно они жили или нет, все пойдут в ад? потому что на них не лежит печати священного крещения? Именно так сказал в реликварии святой отец-филолог. Пятнадцать веков назад, когда религия поднималась и оборонялась от окружающего ее идолопоклонства, быть праведными значило уйти от мира и своей жертвенностью показать преимущество новой религии. Но сейчас есть еще и другие способы возносить хвалу божественному устройству мира. И почему в Божье царство не войдут люди, которые не были крещены по причине отсутствия обряда Крещения?
Из реликвария мы пошли по пыльной дороге к автобусу мимо добротных строений, мимо старого и нового монастырского сада. Каждый монах знает, что его череп будет в реликварии анонимно. А может быть, столь же анонимно и бессмертие? Как бы там ни было, все равно аккуратно монахами поливаются молодые деревья, которые увидят чужие и незнакомые люди.
Во время путешествия назад заснуть почти не удалось. С нагорья по шоссе автобус долго спускался вниз. Сначала шли горы темно-коричневого, почти красного цвета. Потом черного. Редко встречаются истерзанные жарой и ветрами деревья. Каждое такое деревце рассматриваешь как чудо. Иногда видятся выгороженные из каких-то платков и ковров палатки бедуинов, кое-где лежат верблюды. Что они едят, где пасутся? Большие кузнечики пустыни. Верблюдов почему-то жалко, но ведь они живут в своей естественной среде. Как же хочется некоторым людям навязать другим свое представление о счастье.
Весь вечер зализываем свои раны. Спим, читаем, в восьмом часу пытаюсь пройти по городу, ноги совсем не ходят. Есть не хочется. С. П. отказывается от ужина и разгружает тот сухой паек, который нам дали в отеле: прошелся по кексу и крутым яйцам, потом, естественно, будет жаловаться на крепость желудка. Спать легли часов в девять. Увиденное произвело слишком большое впечатление. Ощущение, что приобщился к каким-то серьезным внеземным тайнам.
12 октября, пятница. До сих пор я под влиянием увиденного за последние дни. Картины нашего посещения горы, час лежания на каменных плитах с глухо бьющимся сердцем, почти мороз под утро и пронизывающий ветер — и ведь ни инфаркта, не заболел, не простудился, — солнце, встающее над горами, потом спуск по крутым отвесным ступеням, монастырь, появившийся с высоты, и путешествие по нему, неопалимая купина, эхо голоса прабога — все это стоит перед глазами. Иногда я жалуюсь себе, что ничего не успеваю запомнить: с какими значительными встречаюсь людьми, какие смотрю спектакли, как в этот момент я волнуюсь, умственно переживаю, а проходит некоторое время и — нету этого в моей памяти. Здесь же, верю, все будет по-другому, во мне что-то как бы замкнулось. Выходя из монастыря, я почему-то вспомнил, как стоял на холме, под которым подразумевалась Троя, и смотрел на мелкую, усаженную огородами долину. Вот оно, возникающее из небытия прошлое.
17 октября, среда. Сегодня хоронили Виктора Ивановича Кочеткова. Он умер 78 лет от роду. Гражданская панихида проходила в Малом зале ЦДЛ. Народу было человек тридцать, это все люди моего поколения, в основном служивые, поддерживавшие определенные идеи. Виктор Иванович многие годы работал в “Нашем современнике”, был там членом редколлегии, поэтому в основном собрались авторы и сотрудники журнала. Говорили все на редкость хорошо, и старый редактор, Сергей Васильевич Викулов, и новый, Станислав Юрьевич Куняев. Оплакивали ушедшие годы, свою молодость, чувство равенства и защищенности, которых мы все лишились. Я тоже не утерпел и сказал несколько слов. Я вспомнил замечательный вечер, когда Виктор Иванович приехал в Москву из Саратова и пришел в гости к нам, к маме. Это было году в 68—69-м. Самотеком журнал “Волга” собирался печатать мою повесть “Живем только дважды”. Виктор Иванович приехал в Москву, чтобы убедиться, что моя повесть не мистификация какого-то писателя, работающего под псевдонимом, что автор не еврей, что автор вообще существует, потому что писателя с моей фамилией в справочнике не было, а повесть, по словам В. И., “была высочайшего качества”.