19 декабря, среда. В три часа дня началась защита Даши Валиковой, нашего библиотекаря. Тема у нее несколько более размашиста, чем следует: “Художественный мир Бориса Можаева”. Это — на докторскую, но, кажется, она сделала довольно удачно. Правда, желая подстраховаться, она пригласила Александра Никитича Власенко и, видимо, оказалась в таких хороших отношениях с М. О., что та принесла прямо на диссертационный совет отзыв на автореферат. В толковом отзыве M. О. была, как многим показалось, какая-то заданность. Можаев был явно “свой”, хотя он много раз переходил из лагеря в лагерь, но дружил с Солженицыным, с кем-то еще. Даша была хорошая и услужливая девочка; наконец, понятно: это свой брат библиотекарь. Но преувеличенность тона по отношению к диссертации вызвала реакцию. Здесь же из президиума послышался гусевский басок: “Человек был скверный”. Я-то даже вспомнил гусевский рассказ, как покойного Можаева никто из писателей особенно хоронить-то и не хотел, ни патриоты, ни демократы. Вспомнил сцену, тоже рассказанную в свое время Гусевым: “По обе стороны гроба стояли, поблескивая очами друг на друга, Солженицын и Куняев”.
В тот же вечер возле ректората объяснились с М. О. Вроде помирились, она обвинила меня в двойном стандарте в разговорах. Это соображение я принимаю, некоторое лицемерие в моем характере имеется, будем его выковыривать. В этом смысле позиция Стасика Куняева мне нравится больше, нежели моя, он прямодушнее.
К вечеру замело, и я собрался ехать в Дом литераторов на вечер, посвященный новому роману Александра Проханова “Господин Гексоген”.
Зал оказался полон, хотя вечер был платный. Мне билеты достал Сережа Сибирцев, который очень трогателен. Все время звонит, держит меня в курсе писательских дел, вот и здесь достал нам с С. П. два билета за счет фонда Проханова. Публика на последних вечерах сменилась, здесь уже меньше маргиналов, людей с флагами и плакатами, да и сама политическая борьба приобрела другие формы, скорее экономические. Присутствовавший на вечере Г. А. Зюганов говорил о том, сколько губернаторов из, так сказать, “красных” было приведено к власти, и вот именно эти люди постепенно поднимают свои регионы. Это понятно: этим людям, как и мне, интереснее социальные процессы, их честолюбие опирается на славу и благодарность целого края, нежели на лелеяние собственного кошелька. Здесь, по существу, надо говорить о задаче общей и задаче семейной.
Среди гостей вечера в президиуме были Зюганов, Глазьев, маршал Язов, он, кажется, единственный, кто прочел роман и пересказывал его очень смешно, иногда просто опасно смешно. Были также генералы, Володя Личутин, Сергей Беляк, адвокат Эд. Лимонова… Станислав Куняев сообщил: только что они на редколлегии присудили Саше Проханову годовую премию журнала за “Идущие в ночи”. К сожалению, я не читал эту работу Саши и вообще чувствую себя виноватым, что читаю его мало, а, видимо, зря, памятуя, как его хвалил Андрей В.
Молодая певица пела романсы на стихи преимущественно Тимура Зульфикарова, и это было хорошо. Его же байка о встрече Ходжи Насреддина с Усамой бен Ладеном была принята очень прохладно. Вообще стиль нагнетания тревоги как-то из моды вышел и уже не вызывает прежнего восторга. Было скучновато. Зюганов, как всегда, выступил политически виртуозно. Да и вообще все говорили очень точно, выверенно и правильно, но мне по-настоящему интересно было только выступление молоденького рыженького парня Эдварда Султанова, представленного как журналиста и политолога, и Алины Витухновской, которую зал, очевидно, не понял.
Ее стихи, хотя и непричесанны, но имеют взрывную ментальную силу, а выступление мальчика было очень неплохим по словам и сильным по смыслу. Сам строй его речи был таков: это поколение политиков ушло, прислушайтесь к молодежи. Был, естественно, Володя Бондаренко, который и вел удачно это мероприятие, позванивая иногда в звоночек, когда кто-то нарушал регламент. Были, конечно, и те, кто Проханова объявлял пророком, колдуном, чуть ли не мессией.
22 декабря, суббота. Когда мне говорят: ах, как хорошо и интересно вы написали свой дневник, я улыбаюсь и отмалчиваюсь. Я мог бы сказать: написать полдела, надо этот дневник сначала прожить!