Опускаю выступление в библиотеке, это все привычно, я только обратил внимание на местную, не очень готовую публику — ведь Омелин, Санжар и Костин действовали не очень правильно: стихи их трудны для понимания, требуют работы ума, стихи как бы наполненные. Наше, патриотическое, звено всё попроще. Грубо и не совсем тактично выражаясь, это не всегда поэзия, хотя есть и смысл, и определенная стихотворная ловкость. Вообще трудно подняться до тех “ранних электричек” Пастернака, чтобы было и народное содержание, и трепещущая, живая, страдающая форма. Оразбайкызы на вечере пела песни, говорила о дружбе, о Советском Союзе, в общем, вызвала полный восторг. Мне кажется, я со своей задачей справился. В конце выступления подарил институтскую майку председателю оргкомитета и вице-губернатору Юрию Анатольевичу, майку эту я хорошо потряс перед телевизионными камерами, все всё запомнили и будут теперь иметь в виду.
Днем ездили на экскурсию по городу. Возможно, Псков — самый нетронутый из многих городов Европы — слишком толсты стены, слишком фортификации связаны с природой. Конечно, много реставрации, но все это передает дух первозданности. Если бы были деньги, можно было бы во Пскове, словно за границей, писать, живя в гостинице, а часа на два выходить на экскурсии.
1 июня, суббота. …Но хватит умничаний и так хорошо работающих на мой дневник цитат. По бокам автобуса такая немыслимая зелень, такая красота, это 120 км до Михайловского. Иногда в полях что-то белеет — это аисты, их довольно много. Их всегда было много, но, видимо, сейчас развелись лягушки, а это всё аистиная пища. Я стал приглядываться к зеленым плоскостям вдоль дороги — всё это бывшие поля. Сидевший рядом со мной телевизионщик рассказал, что это бывшие поля, которые уже много лет, с начала перестройки, не засевают. Значит, скоро всё зерно будем покупать за рубежом. Все мы знаем, что значит не засеять поле: еще два-три года, и оно так зарастет, что никакая техника его не возьмет. К нашему разговору каким-то образом присоединились Омелин и Волос, сидящие сзади. У них своя точка зрения: причина в 37-м годе и в войне. Конечно, любой парень уйдет из деревни, если в деревне ни одного трактора, если нет бензина, чтобы заправить мотоцикл, а техника из колхозов ушла, потому что социализм держал и определенные цены на технику, и определенные объемы. Я уже не говорю о том, что в стране, которая добывает столько нефти, раньше были самые низкие цены на бензин и солярку.
Какой-то удивительный трепет охватывает на подъезде к Святым Горам. Я здесь не был лет 25, а тогда проезжал на своем “Запорожце” из Эстонии через Псков, пушкинские места, дальше, к Москве. В центре поднялась гостиница и огромный исторически-культурный центр. В автобусе поговаривали, что всё это было рассчитано на другие потоки туристов и посетителей. Мне тоже показалось, что и завтрашний день не соберет столько народа, сколько здесь было два года назад, в 2000 году, — чуть ли не 200 тысяч. Вернее, 200 тысяч собиралось раньше, а в прошлом году знаменитая поляна, на которой происходит праздник, была полна. Но тогда всё подогревалось и круглой датой, и приездом правительства, и открытием отреставрированного заново центра. Деньги дали огромные, и, забегая вперед, скажу, что деньги просто впихивали в реставрацию и Дома Пушкина, и некоторых других объектов. Современная фурнитура в исторических комнатах, светлые полы; такие же полы я видел в Финляндии, лет 20 тому назад у своего друга Эйна, ныне умершего, он так отделал всю квартиру — и комнаты, и библиотеку — финский аскетический, но дорогой стиль. Будто всё стало как в театре — исчезли обои, шторы, всё расчистилось, нацелившись на поток. А потока нет. Я понимаю, что всё это — огромный миф, для того чтобы его передать дальше, его надо было как можно сильнее укрепить. Все-таки ощущение некоторого легкомысленного взгляда на эпоху есть, на тонкости той же самой деревенской жизни, описанной в “Онегине”…
Потом поехали в Петровское, там тоже восстановили усадьбу — несколько мемориальных предметов, стулья, портреты… Но духи не живут. Сбежал по лестнице купаться в Сороти дух молодого Пушкина, и ушел осматривать из Петровского свой французский сад двоюродный дед Александра Сергеевича. Ушли и не вернулись. Но вот природа, сады, эта круглая клумба, аллея, засаженная липами сыном Пушкина, эта дорожка в Петровском, “аллея Керн” в Михайловском — это всё волнует.
В Михайловском сорвал и положил в записную книжку лист липы. Над крышей бани, где жила няня поэта, лежит какая-то оцинковка, и соломой там уже не зашуршит, но вот ночью, на одной из аллей Михайловского, Анна Петровна Керн споткнулась о камень… Чему мы обязаны знаменитым стихотворением “Я помню чудное мгновенье”, чему мы обязаны и едким строкам об Анне Керн, которые Пушкин написал своему другу. Это диалектика жизни, всё подлинное происходило, оказывается, здесь, в этих аллеях.