Девушки входят в мир с мыслью о своей исключительности, о которой им нашептали мама, бабушка, папа, учительница, а то и заезжий поэт, привыкший раздавать комплименты и снисходительно относиться к начинаниям молодых. Погибла когда-то бывшая почти знаменитой Ника Турбина. Она выбросилась из окна. Будто бы она приехала в Москву, ее устроили в институт, несмотря на то, что она была не очень хорошо готова, а студенты не приняли ее как “звезду”. Я так моделирую ее трагическую смерть. Помню, как в Ялте со стихами этой девочки подходил ко мне ее дедушка, и я тогда сказал, что не очень верю в специфику детской одаренности. А открыл Нику, кажется, Е. А. Евтушенко.
Он сегодня опять на экране, теперь он болеет за футбол.
Для “Труда”:
“Ирина Зайцева, основной репортер по светской хронике и ВИП-персонам, показала нам приморского губернатора Дарькина. Прелестно. Выборы его прошли совсем недавно, а значит, мы его знаем, кто он и откуда, как баллотировался, что говорил перед выборами, мы все об этом догадываемся, каким образом он стал таким богатым. Но заметил ли телезритель, как строится у Ирины Зайцевой любой ее материал? Абсолютно по одной, апробированной еще в советские времена схеме. Герой в кабинете, герой дома, жена героя. Герой жарит шашлык, или он среди своих уток, гусей и другой домашней живности. Жена героя чуть ли не главный ингредиент телевизионного блюда. И всегда одна и та же упорная зайцевская мысль: ее герой — живой человек и ничто человеческое ему не чуждо. Это верно, все мы живые люди. Но вот вопрос, можно ли за эту живость все простить героям Зайцевой? Многие из ее клиентов хорошие люди, наверное, и губернатор Дарькин из их прекрасного числа, но сколько же среди них обманщиков, плутов, мздоимцев, надувших свой родной народ. Впрочем, для ВИП-персон надуть — это обычная устоявшаяся норма”.
19 июня, среда. Появилось новое слово — “скинхеды”. На них сейчас принято валить всё. Тут я перешел к погрому на Манежной площади, который меня по-настоящему взволновал. Это знаковое явление для России, так же как 11 сентября — знаковое явление для мира. Первым о скинхедах и о национализме заговорил насмерть перепуганный комментатор Евгений Ревенко. Никаких скинхедов на Манеже не было, а были просто обездоленные ребята, которых лишили высшего образования, нормальных знаний (хотя, может быть, и из-под палки), пионерлагерей, надежд. Им пока не нужно медицинское обслуживание и здравоохранение, но вот мамкам и бабушкам оно нужно, и молодые люди обнаружили, что у мамок его тоже нет. А дали им — дешевое пиво и возможность посмотреть большой телевизор. Если бы “панасоники” и “самсунги” у них были дома, они, может быть, и не поехали бы из своих Чертанова, Митина или Домодедова. На Манеже — явление социального протеста. Именно это и показывал наш телевизор. Теперь можно ждать всего чего угодно.
Пo телевизору передавали, что на заместителя московского мэра, на очень бедного Орджоникидзе, который курирует игорный бизнес и туризм и имеет в центре города особняк, опять “наехали”, как и два года тому назад. Его спасли бронированные стекла БМВ. Богатый человек всегда едет на дорогой машине. Сочувствие у меня только к шоферу и охраннику, которые пострадали. Сам вице-мэр остался цел. Это ваши, ребятки, правила игры, кому вы и что обещали, чего не выполнили, где взяли и чего не отдали? Как скучна жизнь! Ради денег и ради того, чтобы в подвале особняка иметь биллиардный зал и бассейн, — ездить с бронированными стеклами?..
22 июня, пятница. В тот же день вечером — восьмидесятилетие Сергея Васильевича Викулова в Ленинке. Абсолютно честно собранный зал. Это люди пришли послушать именно Викулова и никого другого. Такому залу и такой судьбе можно позавидовать. “Наш современник” в сегодняшнем виде — это в первую очередь его работа. Жизнь и развитие послевоенной литературы подтолкнули, создали тенденцию, а Викулов стал ее воплотителем. Ведет вечер Станислав Куняев. В рассуждениях и самого именинника, и таких патриархов, как Мих. Алексеев, много привычных слов, символизирующих неприятие режима и курса. Но так уже не говорят, время пошло другое. Иногда мне кажется, что уже не следует так упорно говорить о цензуре и тех гонениях “от ЦК КПСС”, которым вроде бы сейчас все работавшие в идеологии подвергались. И следует ли говорить о себе, что вот я впервые написал о голоде 1933 года. Это, наверное, правильно и справедливо, но у литературы другие престижи. Через какое-то количество лет история все равно, держит ее ЦК КПСС за хвост или нет, берет свое. В своем выступлении, а я говорил одним из первых, я отметил, что при всех своих недостатках ЦК КПСС хорошо знал свои кадры, сообразил и сумел вытащить еще молодого сорокалетнего Викулова из провинциальной Вологды в Москву и назначить главным редактором. Но я в основном говорил о Викулове как о человеке, создавшем направление. Много всего в наше время издавалось, но мои главные литературные впечатления связаны все же с текстами “Нашего современника” — “Красное вино победы”, “Живи и помни”, “Прощание с Матерой”, “В ту же землю”, “Царь-рыба”, работы Кожинова и самого Куняева. Это немало для журнала.