Вечером у Шустера говорили о трагедии артисты. Всё было довольно нескромно. Мы ответим террористам тем, что будем продолжать, дескать, играть свои мюзиклы! Нескромной актрисуле хорошо ответил Хазанов, объяснив, что пока мы в студии рассуждаем, как все это ужасно, и заламываем руки, люди сидят и в любой момент ожидают смерти. Мы в студии говорим: ужасно, трагедия, но всех нас ожидают машины, и мы поедем курить, ужинать и принимать душ.
Трагедия на Каширском шоссе, когда взорвали дом, к моменту, когда о ней стало известно, уже закончилась. Здесь она всё время продолжается, в тот момент даже, когда я пишу эти строки. В студиях скрытые симпатизёры чеченцев, а вернее — недоброжелатели русских, говорят, что чеченцы с женщинами не воюют. А с кем они воевали в Буденновске? В здание входили парламентеры. Это наш Кобзон, который действительно имеет народное лицо. Он вывел несколько человек. У дворца культуры ещё собирались “представители чеченской диаспоры в Москве”. Это мне кажется очень лживым и нелепым. Они всё равно все за своих!
По телику все умничают, говорят, как надо поступить, телеведущие дают советы. Только никто почему-то не вспоминает, где камеры наружного наблюдения, как террористы приехали в Москву, где были размещены, как добрались до дворца. Кстати, никто не вспоминает о том, что приехали эти 50 человек на нескольких, с тонированными стеклами, автомашинах. Тонированные стекла — стиль депутатов. А куда же ГАИ смотрело?
Несколько человек террористы выпустили, это кавказцы и мусульмане, пресса сказала, что грузины, я подумал — из чувства благодарности. Нескольким женщинам удалось бежать. В зале чуть ли не три десятка иностранцев. Что касается нападающих, то их вроде бы 50–25 мужчин и 25 женщин. Кстати, по двум нашим женщинам-беглянкам выстрелили из гранатомета. Это, наверное, чеченские женщины стреляли, которые с женщинами воюют.
А не козни ли всё это Березовского? Его, кстати, обвинили в мошенничестве и стали переписывать его имущество. После таких заходов правительство в любой цивилизованной стране, как минимум, уходит в отставку.
26 октября, суббота. Утром, как только, еще не вставая с постели, включил телевизор, узнал, что состоялся штурм. Это на фоне всех переговоров, посещения террористов журналисткой Политковской, Кобзоном, Алимхановым, Примаковым, несмотря на посещение оперативного штаба Матвиенко и Лужковым. Все дружно говорили, что будем сохранять человеческие жизни, будем вести переговоры до победного (для чеченцев) конца. Одно говорили совершенно честно: войска выводить нельзя, потому что это конфликт одной части населения с другой, и практический захват одной части населения, или захват власти одними тейпами в ущерб другим. Тем не менее молодец Путин ни у кого одалживаться не стал. Штурм, конечно, готовился с самого начала и прошел относительно успешно. Массу чеченцев перестреляли, но и своих заложников положили множество. Запустили газ и перестреляли всех чеченских женщин-камикадзе, которые находились в зале с взрывными устройствами на поясах. У всей страны будто отпустило.
Объяснение со страной возложили на заместителя министра внутренних дел Владимира Васильева, сделал он это точно и вразумительно. Как кто-то заметил, мы обнаружили, что у нас есть разведка, ОМОН и силовые структуры.
31 октября, среда. Самое тяжёлое в моём существовании — это так называемая “светская жизнь”. Единственное её преимущество — можно решить что-то, выбрав нужного человека в толпе приглашённых гостей. Такую жизнь приятно вести, когда ты надеваешь хорошо отутюженный пиджак из рук горничной и начищенные ботинки (чтобы чистил их тоже кто-нибудь, специально для этого предназначенный) и, отдохнувший и свежий, едешь для того, чтобы, как принято говорить, пообщаться. Более уродливого слова я не знаю, меня возмущает, когда его употребляют министры, общественные деятели, деятели литературы и искусства.
И вот я “общался” с послом Ирландии г-ном Джеймсом Шарки.
Посол — крупный курчавый мужик с огромным опытом разговоров. Говорили о современной ирландской драматургии, о театре, театрах “Но” и “Кабуки”. Посол когда-то работал в Японии; вспоминали Бэкета, Джойса… Ну, по большому счету, всё это вообще, кроме посла, знал по-настоящему только я. Поэтому, очень осторожно врубившись в разговор, я что-то там наговорил. Для меня были две интересные мысли, которые я вынес: мысль о мёртвых, которые соседствуют рядом с живыми, мысль не вполне христианская, но мне чрезвычайно близкая. Кстати, собрались мы как раз в день Хеллоуина. Мысль эта отражала некую борьбу христианского и кельтского начал. Я думаю, что знаменитые ирландские писатели — а их много, и мы их часто относим к английским писателям, — так вот эти ирландские писатели все-таки эту самую Англию и ее привычки описывали как-то по-другому, нежели англичане. Здесь было собственное видение и, полагаю, некоторый момент отталкивания. Под характером, под разумом, под образованием, под любовью к английской культуре у ирландца всегда есть какая-то мысль о своей, в общем-то давно порабощённой, родине. Может быть, я и не прав. Посол проговорил с нами два часа вместо положенного часа. Мы еще в гостиной выпили кофе.