После ужина ему удалось заманить ее в спальню. Оказалось, в нем было еще и коварство! Наверное, он насмотрелся на ее картины. Потом он заснул, сладко-сладко. А эта гадкая девчонка удрала к своим драконом. А его, бедного, стали мучить кошмары.
Роберт хотел нахмуриться, но понял, что ему что-то мешает. Потом он призадумался — и понял, что именно. Он стоял у окна, смотрел на свет в ее сарайчике — и улыбался.
Небо чуть утратила абсолютную черноту, в него слегка плеснули синевой, когда она вернулась. Дверь тихонечко открылась. Из проема пахнуло красками и растворителями. Потом Лиза вздрогнула — увидела его силуэт на фоне окна.
— Прости, — прошептала она смущенно.
— Мне надо придумать распорядок дня, чтобы тебе не мешать, — откликнулся он задумчиво, — а тебе надо принять душ, чтобы изо всех сил уговаривать меня придумать этот дурацкий распорядок. И следовать ему. А потом ты спишь, хотя бы семь часов, иначе я…
— Запрешь мастерскую и спрячешь ключи, — зевнула Лиза, и пошла в душ, — чего ты сразу грозишься? — высунула она голову из-за двери.
Он через пять минут зашел к ней: принес полотенце. Правда, в душе уже была парочка, но полотенце же лишним не бывает — это же понятно… Обнаружил, что Лиза практически спит под душем. Извлек ее из-под воды, вытер, отнес в кровать.
— Грозишься, — бурчала она недовольно, — все грозишься… Зачем?
— Чтобы ты поняла серьезность моих намерений, — ответил Роберт строго и поцеловал ее в нос, — спи! А я еще думал, что трудоголик — это я…
Он укрыл ее одеялом и заснул. Опять сладко и без всяких сновидений.
— А я и понимаю всю серьезность твоих намерений, — смеялась она с утра. Была она при этом восхитительно свежа и хороша. Хотя проспала всего лишь часов шесть. Роберт чувствовал себя разбитым, голова болела — неужели он умудрился простыть? Этого еще не хватало.
— Что ты говоришь? — просипел он.
— Я говорю, что твои намерения серьезны, и я это понимаю, — повторила Лиза и показала ему руку с кольцом, — ты выглядишь как-то не очень…
— Ты нарисуешь нас? — ответил он ей, прижимаясь лбом к ее плечу — оно было прохладным.
— Но сроки… — начала она бормотать.
— В адово пламя твои сроки, — рассердился Роберт, — нас надо нарисовать — хочешь, рисуй в виде драконов, чтобы найти себе оправдание.
— Я не могу представить тебе или себя в виде дракона, — нахмурилась Лиза, подумав с минуту. — А раз я не могу, то пока рисовать не буду. Для того, чтобы нарисовать нас, — она погладила его по щеке, — мне нужна лошадь.
— Мы будем лошадьми? — оживился он, — будем скакать рядом бешеным галопом? А что мы еще будем делать?
— Нет, — остановила поток его мыслей безжалостная Лиза, — мы не будем лошадьми. Так далеко мои фантазии не заходят.
— Жаль, очень-очень жаль…
Глава двадцать шестая
— И что ты смеешься, — ворчливо говорил Роберт Терезе. — Я рассказываю тебе печальнейшую историю. Историю моей жизни. А ты мне не сочувствуешь… Ты хохочешь…. Друг называется! — на самом деле был рад, что ему удалось рассмешить Терезу. В последнее время она была мрачна. Одержима своим текстом — последним романом про черного дракона — романа, который перестал получаться. Как понял Роберт, у Терезы не выходила концовка.
— Прости, пожалуйста! — вытерла глаза Тереза. — Я тебе сочувствую.
— Я вижу, — притворяясь обиженным, проговорил Роберт.
— Но я как представлю тебе, печально бегающим по окрестностям с гантелями, пока Лиза рисует целыми днями…
— Я бегаю не печально. — Роберт приосанился, — поскольку я очень серьезно подхожу к вопросу своей формы, то я бегаю остервенело. Исступленно. Но никак не печально.
— Прости, если задела твою гордость, — снова расхохоталась Тереза.
— Нет в тебе сочувствия! Мой день расписан по минутам. Бег, душ, ланч, общение в Интернете. Тренажерный зал. Душ. Я много читаю, в том числе и по-русски, со словарем, — он скривился. — У меня же отпуск…
Он промолчал про попытки затащить Лизу в постель днем — когда удачные, когда нет. И про ночи, полные страсти. Это никого не касалось, даже его друга — Терезы Тур.
— Меня в последнее время беспокоят окружающие, — вдруг сказала Тереза.
— Что-то случилось? — быстро проговорил Роберт, — я могу чем-нибудь помочь?
— Нет, все хорошо, — нахмурилась Тереза, — все слишком хорошо. Владимир много снимается — и еще больше играет в театре.