— Иди, Роберт. Уже поздно. И спасибо тебе за помощь.
И он сделал шаг назад. Потом еще один. Потом ушел. Лиза закрыла за ним дверь.
— Вот так вот и живем, Монстр! — вот у нее появился котенок, а у котенка появилось имя.
Лиза улеглась спать, но заснула не сразу. Ей не было страшно. Вообще здесь, она спала спокойно — и ее ничего не терзало. Конечно, когда кто-то не начинал топать в абсолютно пустом доме… Она улыбнулась. И вспомнила, как на нее кричал доктор, заведующий отделением. На следующий день после того, как она прогнала Роберта.
— Если вы не хотите сохранять ребенка — нечего занимать койко-место в моем отделении! — заявил он ей во время обхода. Она просто обалдела. Лиза как-то привыкла, что люди обращаются с ней мягко, участливо… А тут! Слезы показались у нее на глазах.
— Поднимайтесь — и пойдите по отделению. Посмотрите на тех матерей, которые хотят детей. На отделении лежит, например, женщина с одной почкой. Все сказали ей: «Милочка, какие дети — вы же инвалид»… Ей лишний раз в туалет вставать нельзя… Вот она — лежит! И то! Она улыбается, понимаете ли. Она радуется, потому что внутри у нее растет ребенок! Она ставит ему музыку, разговаривает с ним… Мечтает…
— Доктор, — заплакала Лиза, — но я… Но у меня…
— У вас что-то типа горя. Тереза мне сказала. Вы расстались с отцом будущего ребенка — он там что-то вам не то сказал — я не стал вникать, что именно… Милочка, это все романтично… С вашей точки зрения, может быть, даже трагично… Но при чем здесь то существо, что растет в вас? Что чувствует сейчас вашими чувствами. Радуется вашими радостями? Печалится вашими печалями? Зачем ему-то такой удар? Такой негатив? Вы знаете, что, когда вы нервничаете, околоплодная жидкость становится горькой… Вам это нравится? Ваш ребенок — в горечи… Подумайте над моими словами!
И доктор вышел.
— Уф! — сказал он тихонько медсестре, — вроде бы проняло ее, а то лежит, как неживая. Я уже ночь не спал, думал, как ей помочь… Так, быстренько померить давление — не перестарался ли я… И на осмотр, на осмотр…
Через день Лиза ожила, выпросила бумагу на посту — и стала рисовать… На ее набросках жили драконы — люди ее на этот момент волновали мало. Она стала слушать музыку на плеере — классику в основном. У нее появилась привычка разговаривать с ребенком внутри нее. Доктор был доволен — проняло!
А перед их выпиской к ней пришла Тереза.
— Что дальше? — спросила он.
— Дальше — выставка. Надо доделывать работы, — ответила ей Лиза.
— Хорошо, — чуть склонила голову Тереза, — где доделывать?
— Я не знаю… Но, в конце концов, у меня есть комната, я могу туда вернуться. Единственное, я бы хотела попросить, чтобы кто-то съездил в дом родителей… Роберта, — она смогла выговорить его имя, смогла! — и забрал картины…
— Значит, ты собираешься вернуться в свою комнату. К соседям, один из которых может выскочить с топором, а другие устраивают такие вечеринки, что ты не слышишь, как тебе выбивают дверь? С ребенком…
Лиза опустила голову.
— Конечно, это имеет смысл, если ты хочешь отомстить Роберту, — глаза у Терезы блеснули, — если ты хочешь ударить его посильнее… Он, кстати говоря, сказал мне, что не переживет, если вернешься в свою коммуналку. Он искренне считает ее адом на земле.
— Но я надеюсь, что это ненадолго… Что после выставки…
— Безусловно, после выставки. А сейчас — что?
— О чем тебя просил Роберт? — подняла голову Лиза — и посмотрела с легкой насмешкой.
Тереза пожала плечами:
— Позаботится о тебе. Уговорить принять его помощь.
Глава тридцать шестая
Лиза была недовольна. Картинами — они ведь явно недоделаны, что бы там ей ни говорили. Собой — она так нервничала перед началом выставки, что у нее стучали зубы.
И светом. В особенности она была не довольна светом в зале, где должна была проходить выставка — это была отдельная глобальная катастрофа.
— В идеале, он должен быть дневным, — выговаривала она представителю технической службы. — И литься из окон. Тогда восприятие картин будет правильным.
— Но выставка будет вечером! — пытался возражать он. — И мы уже поменяли лампы во всем зале. Причем два раза. Теперь поставили теплый оттенок 6700 — он наиболее приближенный к солнечному свету.
— Стало лучше, — даже согласилась с ним эта сумасшедшая беременная художница, — но надо направить лампы, которые освещают сами картины, чуть по-другому.
И она совершила попытку залезть на стремянку.
— Нет, — раздался у нее над ухом тихий, но весьма недовольный голос Роберта. — Ты туда точно не полезешь.