Глава десятая
От того, чтобы не бросить все силы на поиски Дерека, Грэхарда останавливал вовсе не договор с Эсной, а запоздалое раскаяние.
Он не умел видеть картину в целом и однозначно не понимал, что причины, толкнувшие Дерека на побег, были более глубокими и серьёзными, чем последний конфликт. Внутри себя Грэхард постановил, что во всём виноват злополучный удар. И он даже, скрепя сердце, признавал за Дереком право отплатить на такой беспредел побегом, хотя и считал, что кара несоразмерна проступку. Синяк-то, наверно, уже зажил, а вот сердце Грэхарда явно не планировало заживать когда бы то ни было, превратившись в постоянно ноющую отрытую рану.
То, что удар такого рода наносит травмы не только лицу, но и душе, Грэхард, разумеется, упускал из виду.
Хотя Эсне и удалось в какой-то степени вернуть владыку к его делам, гнетущие мысли то и дело снова овладевали им. Частенько он попросту уходил куда-то в миры своих фантазий, забыв о документе, который читал или писал.
– Ну что ты опять! – в очередной раз вывела его из заоблачных далей Эсна, привлекая внимание к бумаге.
Он перевёл на неё мутный взгляд и горько пожаловался:
– А я ведь даже не успел перед ним извиниться, ты знаешь?
Со вздохом она присела на краешек стола и принялась терпеливо объяснять:
– Грэхард, Дерек взрослый человек, который, к тому же, прекрасно тебя знает. Ему не нужны твои извинения, он наверняка осознал, что ты сожалеешь, гораздо раньше того, как это дошло до тебя самого.
Нахмурив брови, он возразил:
– Эти извинения нужны мне.
Эсна возвела глаза к потолку и уточнила:
– Ты же понимаешь, что он уехал не из-за этого?
Грэхард состроил упрямое выражение лица, говорящее о том, что нет, причина была именно в ударе.
Терпеливо, как ребёнку, Эсна принялась объяснять:
– Грэхард, ты помнишь его ещё мальчишкой, вот тебе всё и кажется, что он таков. Но он уже взрослый мужчина. Которому может хотеться жить свою жизнь, а не быть у тебя на побегушках, – укоризненно покачала она головой. – Ты же ему продыху не давал! Пятнадцать лет беготни за твоим капризным повелительством! У любого бы нервы сдали.
Он скривился. Пересматривать однажды утверждённые шаблоны он, и в самом деле, не любил. Дерек был куплен им именно для роли мальчика на побегушках, и Грэхард совершенно упустил из внимания тот факт, что, в отличии от купленных вещей, люди имеют тенденцию меняться со временем.
Кроме того, сам владыка не входил обычно в нюансы организации слуг и рабов вокруг себя, для того были управители, которые обычно и следили за тем, чтобы каждый занимал место сообразно своему возрасту, статусу, выслуге лет, умениям, и так далее.
Припомнив, как вообще устраиваются дела подобного рода, Грэхард вспомнил и то, что со времён его воцарения его двором занимался как раз Дерек. И, действительно, чуть ли ни каждую неделю от него слышалось: такой-то болен, нужно бы его отправить на месяц вон туда-то, да ещё с семьёй, такой-то стал стар, его неплохо бы пристроить и обеспечить, такому-то пора жениться, нужно выделить средства на организацию дома, этому давно пора повысить жалование, а вон тот уже десять лет так старательно служит, и всё в рабах, не пора ли ему выдать ньонские документы и перевести в разряд вольных наёмных? Во все эти детали Грэхард особо не вникал, полностью полагаясь на Дерека. И, конечно, только сейчас, после слов Эсны, заметил, что его талантливый и всевидящий управитель в своих хлопотах и заботах совершенно забывал о самом себе. Дерек постоянно просил – поблажек, прибавок, отпусков, пенсий, пособий, выходных, повышений, свободы, – просил за всех, но никогда – за себя.
Нахмурившись этому обстоятельству, Грэхард обиженно возразил на обличения жены:
– Но он никогда не жаловался!
– Тебе пожалуйся! – фыркнула Эсна, которая совершенно упускала тот факт, что правители, действительно, не обязаны следить за подобными вещами, и потому перешла в наступление, которое ей казалось более чем логичным. – Вот скажи, ты хоть раз, хотя бы один раз за все эти годы спросил его, как ему хотелось бы провести день? Куда ему хотелось бы пойти? Чем ему хотелось бы заняться?
Он был совершенно ошарашен и опрокинут этими вопросами, которые, действительно, ни разу не приходили ему в голову, – что, по правде говоря, было вполне нормально для его положения. Правители не спрашивают ординарцев о том, как те себя чувствуют и чем хотят заняться.
И всё же совесть Грэхарда мучительно заныла. Дерек был не просто ординарцем. Дерек был другом, и только сейчас стало очевидно, что дружба, в отличии от служебных отношений, требует двусторонней заботы.