Гермес прекрасно понял его высказывание.
— Если бы мне было из чего выбирать, — усмехнулся он. — Даже стремления встречаются редко — что уж говорить о возможностях. Те, кто согласен искать истину, уже ценны.
— Понимаю, — кивнул Маг. — Сочувствую.
— Может быть, я еще встречу их — настоящих. — Взгляд Гермеса стал отсутствующим, словно тот уговаривал сам себя. — Может быть, я еще отдам им свои знания, а они понесут их дальше. Пусть не все, пусть частично…
— Допустим, моя чаша полна, — подхватил Маг. — Если не найдется второй такой же чаши, то, может быть, я перелью ее в чашу поменьше… А тот, другой, может быть, тоже не найдет такую же чашу и перельет свою в другую, поменьше… так и до наперстка дойти можно.
— Что же делать, бог? — стиснул пальцы Гермес. — Если я не буду лить свою воду в мелкие чаши, в конце концов мне придется просто вылить ее на землю! Что мне делать, ответь, всеведущий!
— Не знаю. — Маг потупился под его напряженным взглядом. — Боюсь, что это за пределами моего всеведения.
Некоторое время он сидел молча, размышляя над вопросом этого человека. Гермес тоже не говорил ни слова. Казалось, он не ждал ответа, а тоже размышлял над собственным вопросом.
— Видимо, истину еще много раз придется познавать заново, — произнес наконец Маг. — И много еще воды прольется впустую, но пытаться передать ее нужно — хоть чашу, хоть ложку, хоть каплю — это больше, чем ничего. Если кто-то будет сам наполнять свою чашу, ему будет легче на эту каплю.
— Если вода останется чистой, — уточнил Гермес. — Воду познания могут загрязнить или отравить, и тогда даже капля испортит всю чашу. Хорошо, что мы заговорили об этом — теперь я понял, как быть. Я перелью свою воду избранным, только тем, кто не запачкает ее. Я завещаю хранить ее, скрывать ее от грязных рук, грязных глаз, грязных мыслей. Меня зовут Гермесом-скрытным! — и я сохраню ее чистой.
Маг смотрел на этого человека, на его вспыхнувшие глаза, гордо вскинутую голову. Они были равны — они оба были искателями.
— Может быть, ты поможешь мне, бог? — вдруг заговорил Гермес. — Может быть, ты поможешь передать людям мои знания?
Маг печально усмехнулся в ответ на эту просьбу.
— Это невозможно, — сказал он. — Думаешь, мне самому нечего передать другим? Думаешь, мне этого не хочется? К сожалению, передать им можно только то, что они в состоянии взять. А это… — он развел руками, — сам понимаешь.
— Понимаю. — Гермес подтвердил свои слова медленным кивком. — Значит, у нас с тобой одни и те же трудности. Что наверху — то и внизу.
— Увы, — согласился с ним Маг.
— Тогда давай поговорим о чем-нибудь другом, — предложил тот. — Расскажи мне о вечном. О сущем. О природе всего.
— Что ж, поговорим. — Маг откинулся на спинку кресла, предвидя долгий разговор. — Спрашивай, я отвечу. Если ты сумеешь задать вопрос, значит, ты достоин ответа.
Наговорившись с Гермесом, Маг помчался в Аалан. Ему хотелось тишины и уединения. Не только Гермесу, но и ему самому было о чем поразмыслить после этого разговора. Он испытывал странную легкость, словно переложил часть своих тягот и разочарований на плечи этого человека, и был уверен, что и тот сейчас чувствует точно такое же облегчение. Казалось, должно быть наоборот, ведь каждый из них принял на себя чужой груз, — как же получилось так?
Он появился в Аалане почти у самого купола. Замечательная точность, если учесть, что он давно не практиковался в переносах между мирами. Маг шагнул сквозь оболочку купола и остановился, натыкаясь взглядом на непривычную пустоту. Среди людей он жил в окружении вещей.
На переливающемся нежными оттенками полу появилось ложе. Мгновение спустя оно дрогнуло и стало медленно превращаться в кресло, которое снова начало принимать форму ложа. Маг затруднялся с решением, чего ему больше хочется — сидеть или лежать. Нужно бы расслабиться, забыться, но он был слишком напряжен для этого. Ложе… кресло… ложе… кресло… Он в нерешительности стоял посреди купола, отстраненно наблюдая за превращениями, происходившими словно бы помимо его сознания.
Наконец он выбрал кресло, широкое, просторное, с наклонной спинкой, чтобы можно было сидеть полулежа, и опустился в него. Значит, Нерея была права, когда утверждала, что если выговоришься, от этого становится легче. После разговоров с ней, однако, у него не было такого безусловного ощущения легкости. Но сейчас, после общения с Гермесом, Магу было так легко, словно у него с этим человеком была одна ноша на двоих. Какое новое чувство — только теперь, расставшись с тяжестью невысказанных слов, Маг осознал, как давила она на его плечи.
Милая, добрая Нерея, во взгляде которой светилось обожание… наверное, он был слишком требователен к ней. Жаль, конечно, что она не знала, что слова должны быть не только высказаны, но и приняты. Между Силами это было несложно, у них всегда находились такие, кто был в состоянии принять друг друга. Но его, Мага, они не принимали никогда — вечная маета Властей, которым некуда прийти со своим словом.
Там, в плотном мире, существовал этот человек.
Со следующим пробуждением он придет сюда, в этот мир. И не он один, будут и другие. Внезапная мысль пришла в голову Магу — кто знает, может быть, этого и хотел Единый, допустив его беспечную выходку в ночь семнадцати лун? Кто знает…
Следующая мысль закономерно выходила из предыдущей — он, Маг, обязан сделать все, чтобы это сбылось. А если Единому все-таки не хотелось этого?
Так ли уж это важно? Он, Маг и творец, свободен в своем выборе, и он выбрал — пусть люди станут творцами, пусть они придут сюда, в Аалан. Он выбрал — и никто не остановит его.
— Талеста, — позвал он.
— Да? — приподняла узелок дремавшая на его поясе веревка.
— Ты ведь подслушивала мой разговор с Гермесом?
— И подсматривала. Должна же я быть в курсе твоих дел.
— Ну и какое у тебя от него впечатление?
— Его кожаный пояс — дурак и хам, — возмущенно фыркнула Талеста. — Сразу видно, что из свиной кожи, и пряжка у него медная!
— С чего ты взяла? — спросил Маг, поперхнувшись смехом. Веревка была искренне рассержена, она могла и обидеться на него, если он вдруг расхохочется.
— Когда вы начали рассуждать об очевидных вещах, мне стало скучно, и я решила познакомиться с этим парнем. Все-таки, раз вы с Гермесом такие приятели, почему бы и нам с ним не познакомиться? — Светский тон Талесты не мог замаскировать обиженные нотки в ее голосе. — И что, по-твоему, мне сказал этот неотесанный тип?
— Трудно угадать. — Маг с трудом проглотил приступ неудержимого хохота. — Может быть, ему не удалось выговорить твое полное имя?
— Это бы я еще простила, — сообщила она тоном попранного достоинства, — но до этого даже и не дошло. Он сказал мне, что скорее лопнет, чем познакомится с какой-то растрепанной пеньковой вешалкой. И это про меня, высокородную веревку из лунных лучей!
— Какой кошмар! — пробормотал сквозь стиснутые зубы Маг. — Какое невежество!
— Именно, — кивнула узелком веревка. — Как приятно, что ты так понимаешь меня.
— Не расстраивайся ты из-за этого невежды. — Маг вдохнул поглубже — кажется, ему все-таки удастся не рассмеяться. — Таким, как он, не понять твоей утонченной натуры. Они всегда смотрят только на внешность.
— Вот именно, — поддакнула обрадованная Талеста. — Он так мне и сказал: вот если бы я была дамой из шелковых нитей с золотыми кисточками… Но я не осталась в долгу, я ему ответила, что кнут и веревка с виселицы — самая подходящая для него компания.
— Правильно ответила, — одобрил Маг. — Пусть он лопнет, не жалко. Хозяин выкинет его на свалку, а сам новый купит.
— Пусть, — снова поддакнула она. — Но знаешь… почему бы тебе не воплотить меня там дамой из шелковых нитей? Ну, не с золотыми кисточками, а хотя бы с шелковыми… и с парчовой прошивкой? Тебе же это не трудно.
— Милая моя Талесточка! — простонал Маг. — Подумай, как я, нищий бродяга, буду там выглядеть с такой дамой на поясе! Меня же заберут в первую попавшуюся тюрьму — никто не поверит, что ты — моя дама. Все, напротив, будут уверены, что я украл тебя!