- Очевидно... - начал он.
Но тут каменный пол загудел, как будто в недрах земли зарождалась буря. Пэр мгновенно очутился в воздухе над головой Гаюнара. Друзья затаили дыхание, а Оливул опустился на одно колено и коснулся ладонью холодной твердыни.
- Я не смел мечтать о такой чести, - проговорил он. - Клянусь, я не подведу тебя, Твердь.
Юлька с откровенным облегчением вздохнула. Пэр, как ни в чем не бывало уселся на нижней ветке дерева.
"Значит среди нас нет Смерти, - подытожил он. - Ну и отлично!"
- Но разве без Смерти имеет смысл Жизнь? - насторожился Данила.
- Нет, так устроена наша Судьба, - откликнулась Каляда и бережно сняла со стены огромный двуручный меч с черным витым эфесом. - Смерть и Жизнь самые молодые Стихии. Нет ничего более противоречивого, чем они, но нет ничего и более близкого. Они начинают и замыкаю круг природы. Бессмертный не живет, безжизненный не умирает. И Смерть присоединится к нам. Этот меч - образ Стихии. Мы возьмем его с собой, чтобы передать тому, кто призван стать его Витязем.
- Почему образ? Ведь Стихии не подчинены Экзистедеру, - удивился Гаюнар.
- У Смерти, как и у Жизни, нет своей формы. Воплощением ее служит сталь клинка.
- Я, наверное, могла бы попросить Воду разлиться в реку, - заговорила Юлька, - позвать дождь и даже ливень. А что в таком случае сотворит Смерть?
- Да уж! - поддержали близнецы. - Если она достанется сумасброду вроде Доная - жди беды.
- Смерть изберет достойного, - ответил Оливул задумчиво и еле слышно добавил. - Знать бы - кто он?
- Всему свое время, - подытожила Каляда. - Павильон Ортского исполнил свою роль, мы открыли часть себя.
Вшестером они вышли наружу. Собаки, дожидавшиеся людей возле входа, вскочили и дружно завиляли хвостами. Данила потрепал их по холкам и вслед за всеми пошел вглубь парка. Псы потрусили рядом с ним, но через несколько шагов остановились и ощетинившись зарычали. Внемиренцы оглянулись: белой ротонды более не существовало. На ровном лугу не осталось ни следа какого-либо строения.
- Узнаю почерк Ортского, - усмехнулся Оливул. - Его реквизиты никогда не переходят из действия в действие.
Ш 2 Ч
Волею творящей Мысли пустота раздвинулась, и зародилась Судьба. Единый в вечном противоречии истока и завершения Первый Мир ступил на Путь под неусыпным оком Творцов. Шесть Стихий были допущены в юную Судьбу. Твердь и Огонь, Воздух и Вода приняли ипостаси, врученные Великой Игрой; Жизнь примкнула к Воздуху, Смерть облачилась в образы Тверди. Шесть Стихий определили основу Сущего.
Игра набирала мощь. Из Истока к Завершению в Судьбу шагнул второй Мир, следом другой, третий, четвертый... И вот несметные караваны заполнили пространство. Миры текли, пересекались, рушились и восставали из праха. Цепочки их дальше и дальше отодвигались от стержня; охваченные бунтарским духом закручивались в спирали и, не достигнув цели, гибли. Остальные же неслись по Судьбе навстречу Завершению.
Завершение принимало под свою покойную сень отыгравшие роли образы, а Исток выводил в Структуру новые и новые. Как две бойца спиной к спине, два полюса Судьбы стояли на рубежах Мироздания...
Игра завершена.
Великие взирали на Судьбу, где Добро спорило со Злом, не ведая, что, подобно Первому Миру, является оборотной стороной своего антипода, где шутила над логикой Удача, где страдало Одиночество - нежданное дитя Великой Игры, где умы мирян трудились в поисках несуществующего Идеала.
Последняя оценка. Последний взгляд на Творение. И вот Зеркало Судьбы раскрывает перед ними врата.
Они уходили, чтобы начать следующую Игру в беспредельных Пустотах. Они уходили, а из белесого тумана в Структуру вступали их отражения. Репликанты бессменные наблюдатели, неподкупные судьи, посредники, вечные тени Великих.
Пути определены, Миры рождаются, живут и умирают, Судьба существует по установленным законам. Ничто не нарушит правила Творцов.
Но...
Серафима отвела взгляд от гобелена на стене библиотеки. Какие-то едва ли различимые детали рисунка пробудили далекие ассоциации и подняли из глубин памяти знания Посредника. Факты и события происшедшие или запечатленные вставали в стройные ряды, пока не обрушилось это особое "но".
Никто не знал - как, откуда, почему воссоздалась в глубинах Завершения неведомая этой Судьбе Стихия. Космос. Он принес в Миры дух творчества, жажду открытий и поиска нехоженых путей; и Силу Созидания. Рожденные Семью Стихиями, дерзкие, сильные, отважные смешали порядок, установленный Изначальной Игрой. Первый Экзистедер отныне не был единственным, и не только Исток порождал теперь цепи новых Миров. Воля и сознание новых демиургов вмешались в Судьбу, стянув ее жгутами собственных Путей.
Сколько их бродит в Судьбе? Сколькие создали свои Миры? Сколькие нашли пристанище среди мирян и вручили Космос своим детям? Даже Посредники не могли дать тому ответ.
Серафима знала многих - и одиночек, и навечно сомкнувшиеся пары, и семьи, и целые кланы. Внемиренцы старались поддерживать связи друг с другом, чтобы не потеряться на лоне Судьбы. Даже те, кто каким-то образом оказался лишен Стихии Смерти - Обманувшие Смерть, как их называли - время от времени появлялись в центральных Мирах, и Серафиме однажды довелось общаться с представителями этого странного Ордена. Она встречала и Архивариусов - уникальное сообщество внемиренцев, обладавших Стихией Космоса в такой степени, что поговаривали: а не станут ли они рано или поздно творцами какой-нибудь Судьбы. Архивариусы собирали наследие Великих, изучали историю Структуры, исследовали трудно доступные Миры. Их планетоид видели и возле Истока, и в области Завершения, и не существовало, наверное, такого Пути, который был бы им заказан.
Еще совсем недавно Серафима определяла свою миссию в Структуре как "познай и охрани". Рожденная человеком, она не считала себя вправе претендовать на посредничество как таковое, хотя дважды за свою долгую жизнь выступала судьей в спорах Миров.
И вот ее избрал сам Космос. В какой-то миг, стоя под бесконечным куполом храма Стихий, она ощутила Космосом себя. Более, чем понимание, более чем единение, чувство это шло из самых тайных глубин души и пугало своей естественной неподдельностью...