Гаюнар прикрыл глаза и постарался отказаться ото всех посторонних дум.
- Жизнь, найди Хозяина Огня, найди Черного дракона.
Произнося слова, он настраивал себя на особое ощущение образа. Источник Огня - нечто, плывущее по небу; источник Жизни - обнявшие землю гибкие корни, "мозг" растений, чьи зеленые кроны испытали вкус льющегося света. Ищите на земле или в небе, ищите то, что сродни хорошо знакомому небесному страннику, ищите избранника Стихии.
Данила ждал ответа. Протекали минуты, десятки минут... Вот повеяло теплой струей. Стихия тихонько тронула сердце, как всегда, когда возвращалась к хранителю. В сознании Гаюнара отпечаталось сожаление. Без образа, без стройной мысли - он понял вдруг, что Грег-Гор не слышит. Он сделал над собой усилие, и перед глазами появился оттиск, похожий на черно-белую картину: юноши-близнецы лежат друг подле друга на неровной площадке среди скал; глаза их закрыты, руки сплетены, будто они вот-вот примут облик дракона, а кругом разбросаны тушки отвратительных выдуманных чьим-то умом острокрылых птиц. Гаюнар плотно сжал губы. Юльки, Оливула, Доная и Серафимы рядом с Гай-князем не было, то есть бой с экзорными хищниками он вел один.
Данила безрадостно обвел взглядом залитый солнцем двор и тут обнаружил нежданного визитера: холеный жирный кот, совершенно игнорируя пленника, преспокойно умывался, сидя в тенечке возле сеновала. Гаюнар просветлел. Веревка, стягивающая руки, сплетена из растительных волокон, следовательно, за определенное время кошка своими острыми зубами может ее перегрызть. Помня, как однажды нашел путь к инстинктам мыши, Данила сосредоточился на коте.
Рука Жизни, отделившаяся от хранителя, мягко обвила животное. Кот подскочил, как на пружине, и отчаянно заорал. Ажурная сетка, тщательно оплетаемая новыми и новыми витками с каждым поколением - так представилась Даниле жизнь кошки. Она извивалась и ловко выскальзывала из-под власти Стихии. Гаюнар удвоил усилие. Вторая струя поднялась и устремилась на упрямца. Вольнолюбивый зверь, не в силах сопротивляться жизненной энергии человека, шипя и скалясь, медленно двинулся к столбу. Данила, пытаясь думать в унисон подчиняемому существу, приказал: перегрызи веревки. Кот противился человеку, как мог. Данила, рискуя сам потерять сознание от напряжения и возобновившейся боли в затылке, нажал на его мозг еще раз.
Кот жалобно замяукал, глаза его налились кровью, и он ткнулся в землю. Внемиренец оторопев смотрел на непокоренное существо. Жизнь стремительно покидала тельце животного, и вернуть ее назад уже не было возможности.
Гаюнар в смятении отвернулся. Он, с детства любивший животных, не мог не знать о независимом нраве кошек, о котором испокон веков ходили легенды. Сейчас он не придал этому значения. И Жизнь обернулась смертью.
Полусонное спокойствие деревни было нарушено гулом голосов. Данила насторожился. Он не видел людей - улицу закрывала от него вереница хат - но отчетливо слышал приближение разгневанной толпы.
В знойном безветрии заметался воздух.
- Пэр, ну где же ты? - прошептал Гаюнар.
Толпа показалась из-за угла дома. Впереди шел уже знакомый Даниле дед-ведун, следом двигались воевода и двое воинов, ведущие под руки молоденького паренька. На его лице застыла маска отрешенности, он смотрел и не видел, слышал и не воспринимал, чужие ноги переступали сами по себе. Гаюнар вдруг отчетливо различил над ним черный контур и вспомнил: удар меча пришелся на плечо юноши, но что-то оттолкнуло клинок. Оттолкнуло и осталось внутри человека навсегда. "Кочевник нашел свое место," - понял Данила.
Гаюнар не ошибся, решив, что целью "делегации" является требование расколдовать молодого ратника. Именно об этом и заговорил воевода, когда толпа остановилась в десятке шагов от столба. Многословную тираду он закончил словами:
- Верни рассудок Вадимира, ведьмак. И тогда позволим мы тебе умереть, как человеку. Иначе ждет тебя страшная смерть!
- Это не справедливо! - крикнул Данила. - За весь день вы мне рта раскрыть не дали. Считаете меня колдуном - на здоровье, но состояние этого парня от меня не зависит, клянусь!
То ли жителям деревни не понравилось слово "клянусь", то ли вообще любая речь ведьмака у них считалась чем-то вроде проклятия, но все как один принялись твердить охранные заклинания.
- Ну, хорошо, хорошо, - Данила поставил себе цель потянуть время. Развяжите мне руки, и я постараюсь что-нибудь для него сделать.
Трансформация словесных образов проходила в направлении от внемиренца к мирянам значительно медленнее, чем наоборот, поэтому речь Гаюнара поняли не сразу, а поняв, испуганно замотали головами.
- Ты не обхитришь нас, ведьмак, - грозно провозгласил воевода. - Всем известно, что колдуют не руки, а уста и глаза.
Данила не стал настаивать, ибо таким образом мог лишиться и тех немногих минут, предоставленных в его распоряжение. Он чувствовал, что Пэр совсем рядом, однако взрывоопасность обстановки нагнеталась значительно быстрее, чем мчался ветер.
- Ладно. Давайте сюда вашего мальчишку.
- Жизнью ответишь за его жизнь, - предупредил воевода.
Два ратника подвели товарища к столбу.
- Отойдите, - велел им Данила.
Те нерешительно оглянулись на воеводу и, получив одобрение, вернулись к своим.
Гаюнар нервно облизал пересохшие губы. Он понятия не имел, насколько замещенный человек остался ратником Вадимиром, и тем более не знал, что представляет собой Кочевник.
- Так. Посмотри-ка на меня, - в полголоса обратился к нему Данила. - Как твое имя?
- Вадим... Вадимир, - медленно, с огромным усилием ответил ратник.
- Кто ты? Кто ты сейчас?
Молчание.
Гаюнар осторожно, крайне осторожно послал к нему свою Стихию. Черный контур на доли мгновения расширился и почти что сошел на нет. Юноша пошатнулся, в глазах мелькнуло осознание чего-то, никому другому не доступного, и он рухнул будто мертвый.
Люди закричали, кто испуганно, кто гневно. Раздалось отчетливое "убейте его!", и несколько воинов с мечами наголо бросились к "ведьмаку". Но не сделали они и трех шагов, как откуда ни возьмись на двор обрушился ураган. Жесткая стена ветра отсекла людей от Данилы и отбросила прочь. Селяне успели попрятаться по подворотням прежде, чем бушующий воздушный поток вырвался на улицу и помчался по деревне, таща за собой воеводу и нескольких ратников, расшвыривая по палисадникам обезумевших кур, вырывая с корнями мелкие кусты и сдирая с крыш дранку. Спустя минуту на пригорке не осталось никого, кроме привязанного к столбу Данилы, лежащего у его ног юноши и яркого зеленого тумана, обретающего контуры человека.