Сюзан вышла из кухни, чтобы поцеловать меня.
Она слишком хорошо меня знала — а кто бы не знал, после стольких-то лет?
— Что-то случилось? — спросила она.
— Где Рики? — в свою очередь спросил я.
Конечно, ему тоже придётся сказать, но в первую очередь мне было проще рассказать всё Сюзан.
— У Нгюенсов, — ответила она. Семья Нгюенсов жила через дом от нашего; их сын Бобби был того же возраста, что и Рики. — Что случилось?
Я заметил, что всё ещё держусь за перила. Диагноз меня просто оглушил. Я шагнул в кабинет и жестом попросил Сюзан присесть со мной на диван.
— Сью, — сказал я, когда мы уселись. — Я ездил к доктору Ногучи.
Она смотрела мне в глаза, пытаясь прочитать мысли.
— Зачем?
— Из-за кашля. Я был у Ногучи на прошлой неделе. Он провёл кое-какие анализы и попросил меня зайти сегодня, чтобы обсудить результаты, — сказал я и придвинулся к ней поближе. — Я не стал тебе говорить, потому что это казалось ерундой, которой не стоит забивать голову.
Она подняла брови, выражение лица было очень серьёзным.
— И?
Я нащупал руку Сюзан, сжал в своей. Её рука дрожала. Я глубоко вдохнул, заполняя воздухом больные лёгкие.
— У меня рак, — сказал я. — Рак лёгких.
Сюзан широко распахнула глаза.
— О господи! — потрясённо сказала она.
Мы помолчали.
— И что… что же теперь? — спросила она.
Я пожал плечами.
— Ещё анализы. Диагноз поставили по мокроте, но нужно сделать биопсию и другие анализы, чтобы определить… определить, насколько он распространился.
— Но откуда? — спросила она дрожащим голосом.
— Откуда я его получил? — переспросил я и снова пожал плечами. — Ногучи считает, что это всё из-за каменной пыли, которую я вдыхал годами.
— О боже, — со слезами в голосе сказала Сюзан. — Боже мой!
Дональд Чен работал в планетарии Маклафлина десять лет, до момента закрытия — но, в отличие от бывших коллег, его не уволили. Дональда перевели в отдел образовательных программ КМО, но в музее не было специальных залов для астрономии, а потому работы у него было немного. Несмотря на это, лицо Дона регулярно, в каждом августе, показывали по каналу Си-Би-Си: он объявлял о приближении Персеид.
Сотрудники музея за глаза говорили о Чене как о «ходячем мертвеце». У него уже было на диво бледное лицо — профессиональная черта астрономов, — и, похоже, получить пинок под зад и вылететь из КМО оставалось для него лишь вопросом времени.
Конечно, все сотрудники музея были заинтригованы присутствием Холлуса, но Дональд Чен проявлял к нему особый интерес. Если честно, он был явно раздосадован тем, что инопланетянин спустился к нам в поисках палеонтолога, а не астронома. Раньше у Чена был свой кабинет в планетарии, а сейчас ему отвели комнатушку в Кураторской — немногим просторнее вертикально поставленного гроба. Неудивительно, что он то и дело находил предлог заглянуть к нам с Холлусом, и я уже привык к его постукиваниям в дверь.
На сей раз Холлус открыл дверь за меня. Он с ними вполне освоился, научился поворачивать шарообразную ручкой ногой; теперь ему не нужно было разворачиваться, чтобы использовать руку. Прямо у входа в кабинет стояло кресло для охранника, Бруза — такое прозвище дали в музее увальню Элу Брюстеру. Теперь, в связи с визитами Холлуса, Бруза на постоянной основе приписали охранять палеонтологический отдел. И сейчас рядом с охранником стоял Дональд Чен.
— Ni hao ma? — сказал Холлус Чену.
Мне повезло: в своё время, два десятка лет назад, я принял участие в совместном канадско-китайском проекте по динозаврам и воспользовался случаем, чтобы в достаточной мере выучить мандаринский диалект. Так что я не имел ничего против китайского.
— Hao, — ответил Чен. Он проскользнул в кабинет и, кивнув Брузу, закрыл за собой дверь. После чего, перейдя на английский, сказал: — Привет, убийца!
— Убийца? — удивился Холлус, бросая взгляд сначала на Чена, затем на меня.