И все-таки я честно попытался ещё раз изгнать непрошеную русскую ипостась. Стал прикидывать, когда смог бы осуществить ту задачу, ради которой оказался в Москве. А она осложнялась ещё и тем, что утром нам сообщили: свобода передвижений журналистов, конечно, никем не ограничивается, но на официальные мероприятия, где будут присутствовать президент США и Генсек СССР, попадут только те, кто вытянет соответствующий жребий. Так решили потому, что нас, пишущих и снимающих, понаехало слишком много. Очень убедительно, только… Только мне казалось, что у этой жеребьевки была ещё какая-то цель. Во всяком случае, будь я на месте людей, обеспечивающих безопасность высокого лица, именно так и поступил бы. Тем более что судьбе в этом случае можно чуть-чуть помочь.
У меня было целых два дня. И — день отъезда, точнее утро. Так мало — целая вечность. А мне ещё нужно было успеть… Да-да, обязательно нужно было это сделать! Тогда все получится. Тогда все будет хорошо.
— Майя, я хотел попросить вас… Я хотел бы пойти в церковь.
— В церковь?
Ее изумление было искренним и неподдельным. Судя по всему, она говорила о чем-то совершенно другом и моя просьба оказалась полным сюрпризом.
— Да. Точнее — в часовню. В часовню Иверской божьей матери. Это возможно?
Майя какое-то время молчала. Наверное, взвешивала, соображала, с кем можно и нужно посоветоваться. Во мне снова проснулись все мои подозрения относительно роли этой девицы.
— Но не сегодня же! — наконец сказала она. — Уже поздно и вообще… Давайте завтра встретимся в пресс-центре на жеребьевке. Сверим расписание, в общем, посмотрим. Договорились?
Я испытал одновременно и разочарование — мои подозрения, по-видимому, были небезосновательны, — и облегчение — на сегодня с меня было достаточно, я хотел остаться один.
— Прекрасно! — с подчеркнутым энтузиазмом сказал я. — Просто великолепно. Вы, конечно, устали, уже поздно. Вас проводить?
— Нет-нет, — почти испугалась она, — не стоит. Ваша гостиница тут рядом, а я сама доберусь, у нас спокойно.
На том мы и расстались. Мою гостиницу — «Интурист» — действительно было видно с того места, где мы стояли — уродливый стеклянный кирпич возвышался над всеми остальными зданиями улицы. Впрочем, и вся улица была каким-то чудовищным образцом эклектики: явно старинные здания чередовались с более современными, не отличавшимися к тому же изысканной строгостью архитектурного облика и какой-то особой красотой. Нет, это была не та Москва, о которой я столько слышал от бабушки. Это был другой, чужой город.
Но часовню Иверской божьей матери я должен был посетить! Бабушка просила меня поставить там свечку. Меня преследовала навязчивая мысль о том, что если я это сделаю, мне обязательно повезет. Часовня на Красной площади. Это же где-то очень близко.
Однако полицейские, то есть милиционеры, которых я спрашивал, не понимали моего французского. А спрашивать по-русски я не рискнул. Пришлось отложить на следующий день. Ожидание стоило мне бессонной ночи. Я смотрел из окна номера на панораму ночного города и вспоминал то, что совсем недавно говорила Майя. То немногое, о чем она говорила по-русски, а потом, с трогательной старательностью школьницы, пыталась перевести на французский:
Так могла бы сказать Мари, если бы я нашел время её послушать. Но теперь я действительно никогда её не оставлю, но не потому, что мой дом пуст. Нет, Господи, только не поэтому!
На следующее утро в толпе журналистов, которая собралась в пресс-центре, я сразу заметил рыжую головку Майи. И на сердце почему-то потеплело. Глупо, конечно, но у меня возникло ощущение близости родного человека. Хотя — кто она мне и кто я ей? «Что он Гекубе, что ему Гекуба?»…
На сей раз возле неё не было ни вчерашней девицы, ни отвергнутого воздыхателя. Но сама она выглядела такой бледной и уставшей. То ли слишком хорошо провела ночь, то ли как раз наоборот. Чисто интуитивно я почему-то склонялся к последней версии. А когда заглянул в её глаза, то понял, что интуиция не подвела меня и на сей раз. Еще одна бедняжка.