Так в одиночестве я сидела минут десять, все больше переживая из-за отсутствия этой несчастной записной книжки. Я бормотала себе под нос: "Если бы только мимо прошел какой-нибудь знакомый... Ты такая дура, такая глупая девчонка - ведь это просто невозможно в таком городе... Он огромен... Я навсегда потерялась здесь... Аллах, помоги мне... Пусть кто-нибудь пройдет мимо..."
Внезапно передо мной возникла фигура молодого человека, который вошел в телефонную будку. Я не могла поверить своим глазам! Рашид?! Неужели Рашид? Как будет стыдно, если я подойду, а он окажется незнакомцем...Но если это действительно он, а я позволю ему уйти!..
Я подошла ближе, обошла кругом телефонную будку и наклонилась посмотреть: это действительно был Рашид! Я встретила своего знакомого - вот так просто наткнулась на него, хотя это был один шанс из миллиона! Спасибо Тебе, Аллах! У меня точно есть ангел-хранитель! Спасибо!!!
- Как тебя сюда занесло?!
- Я была у Мины.
- Где ты была?!
- У Мины.
- Да ты с ума сошла! Почему мне не позвонила?!
- Я попала в такой притон!...
- Неудивительно, раз ты была у нее дома! Бери свои вещи, и пойдем отсюда.
- У меня нет вещей - все осталось там.
- Тогда садись в машину и жди меня. Я поднимусь и заберу все, что нужно. Скажи, что именно брать.
Это не заняло много времени - мне пришлось ждать всего несколько минут. Все взбесились, когда он пришел, но Рашид был знаком с ними через третьих лиц. Он спокойно объявил, что хочет забрать вещи Лейлы.
- Как она выбралась отсюда?
- А что? В этом есть какая-то проблема?
- Да, пташка была здесь. Парижская штучка. Мина отперла для нее двери, и я проучил ее, конечно. Не стоило этого делать.
- Она моя родственница!
- Родственница?! Мина! Почему ты не сказала, что она его родственница?
Он тут же сменил тон: родственница человека, которого знают и уважают в квартале, защищена. Никто не посмеет тронуть тебя, иначе начнутся разборки. Пока я была незнакомкой, мне грозила настоящая опасность. И Мина ничего бы не поделала. Уладить все способен лишь мужчина. Только он может защитить тебя. В данном случае я, в общем-то, была этому более чем рада. Рашид - ещё один мой летний приятель, но он совсем не такой, как эти отморозки, он не имел с ними ничего общего; просто так уж получилось, что они из одного квартала. Без посторонней помощи мне было бы ни за что не выбраться из этого бездушного лабиринта, из этого гетто, населенного исключительно северо-африканцами и состоящего из рядов одинаково уродливых блочных башен. Квартал, где жила я, выглядел совсем не так.
Забрав вещи, Рашид повез меня к своим друзьям, а по пути отчитал.
- С твоей стороны было безумием останавливаться у такой девицы! Все знают этот притон! Почему ты не позвонила мне? И что, в конце концов, ты вообще здесь делаешь?
- Я просто приехала сюда на каникулы, и все. Я не знала, что Мина живет вот так.
- Теперь знаешь!
Наконец-то я оказалась в безопасности, рядом с нормальными людьми! Сестры Рашида были тихими девушками, которые жили с надежными молодыми людьми. Они все работали - ничего особенного, но все-таки честно зарабатывали себе на жизнь. Глядя на мой гипс и несчастное выражение лица, слушая про так называемые каникулы, они вскоре поняли, что все на самом деле не так, как я рассказала. Раньше всех догадался, конечно, Рашид, который лучше знал меня.
В один из дней, когда я уже провела у них около двух недель, он посмотрел мне прямо в глаза и спросил:
- Не хочешь позвонить родителям?
- Нет. Да ты не беспокойся, я уже звонила им!
- Лейла, сейчас нет каникул! И теперь ты расскажешь мне все, как есть! Какого лешего ты делала у Мины? К ней не приезжают пожить на каникулах!
Я не хотела сознаваться, что выбрала Мину, поскольку она не была марокканкой, и никто из моих знакомых не смог бы узнать от нее, где я скрываюсь. Я начала плакать, и наш разговор, естественно, прервался. Рашид не стал давить на меня.
- Ладно, пока оставим эту тему. Пойдем, прогуляемся все вместе - отвлечешься.
У меня пропал аппетит, и я таяла буквально на глазах. Даже если мои родители страдали, не получая вестей обо мне, думаю, я все равно мучилась в три раза больше. Я почти все время плакала и друзья, конечно же, видели, как я переживаю. Стало невозможным и дальше скрывать от них свое положение - у меня на лбу было написано: сбежала. Но я долго не решалась заговорить об этом, и они ни на минуту не оставляли меня одну, надеясь выудить хоть слово.
- Лейла, ты переживаешь, но и твои родители сейчас наверняка переживают не меньше. Ты должна позвонить им. Что случилось?
- Я уже достаточно натерпелась, хватит с меня!
- А мы достаточно насмотрелись на твои рыдания. Мы делаем то, что в наших силах, но все зря. Тебе нужно им позвонить!
- Не сейчас!
Тогда Рашид и его приятель решительно приволокли меня к телефону-автомату, сунули в руку карточку и затолкнули в кабинку.
- Ты не выйдешь отсюда, пока не позвонишь родителям и не успокоишь их. Тебе самой станет легче.
Я закричала на них. Теперь я даже ещё больше боялась родителей, потому что ушла из дому недели две назад и за все это время ни разу не дала о себе знать. Что мне сказать отцу, чтобы он не проклял меня, и матери, чтобы она не стала умолять вернуться?
С другой стороны, расстраивая их, я переживала сама, поскольку, сбежав, порядком умножила и без того огромную дистанцию между нами. Как можно быть такой дурой?! Мусульманка без высшего образования, без родственников, к которым можно обратиться в случае чего, даже в восемнадцать лет не может долго оставаться целой и невредимой. Я чувствовала себя как муха, пойманная в банку: карабкаюсь к иллюзорному выходу наверху, скольжу по стенке и падаю. В будке телефона-автомата я словно была в ловушке.
Рашид и его друг желали мне только добра. Они поступали правильно. Как и многие другие девушки, я была неспособна бежать из родительского дома. Они не знали всю мою историю, потому что я так и не рассказала. Если бы я доверилась им, они, вполне возможно, ответили бы: "Ну, потрепали тебя немножко, и что из этого? Это ведь родители..." Просто прокричать: "Я уже достаточно натерпелась!" - недостаточное объяснение для них. Я уже сотни раз это говорила и никогда не позволяла себе большего.
Итак, убежденные в том, что оказывают мне услугу, друзья подперли спинами дверь будки, разворачивая всех, кто становился в очередь к телефону.
- Занято! Поищите другой телефон!
Меня держали там без малого 3 часа, но и спустя все это время, я не знала, что мне делать, - смеяться или плакать.
- Откройте дверь, не смешите людей!
- Нет!
- Как вам будет угодно! Мне, в общем-то, и тут нравится. У меня целых два охранника - я в безопасности!
- Тебе так только кажется! Мы можем оставить тебя здесь на всю ночь: запрем дверь снаружи, а сами отправимся куда-нибудь веселиться. Хотя, конечно, это получше ванной Мины - по крайней мере, есть окно.
Слушая этот вздор, я сначала нервно посмеивалась, а потом разразилась потоком слез. В конце концов, они все-таки победили: я решилась снять трубку. Меня переполнял страх. Что я скажу? Единственное, от чего становилось чуточку легче, - это уверенность в том, что в это время дня отца точно не бывает дома.
Для марркканской девушки жизни вне семьи, вне клана, без родителей и без мужской защиты не существует.
В Европе у белых девушек, которые уходят от родителей в восемнадцать лет, будь они француженки, шведки или бельгийки, другие возможности. Для них есть общежития. Девушке достаточно прийти в полицию и заявить, что отец или брат избивает ее. Ей не составит особого труда привести жизнь в порядок. В нашем же обществе ненормальной считается сама мысль обвинить в чем-либо свою семью. Никто чужой не поймет, каким позором это может обернуться для девушки. Мы пытаемся неуклюже обороняться, но в итоге все равно сдаемся, потому что больше никто и никогда нам не поможет. Всегда возвращение на исходную позицию.