Отец бил, пока у меня не помутилось в глазах. Я больше не могла держать голову прямо и наконец, я закричала, почти теряя сознание:
- Ну да, я курила! И что? Я не такая хорошая, как тебе хотелось бы?!
Мама сидела на кухне. Она набрала в кружку воды, пришла и плеснула мне в лицо, а потом швырнула туда же и кружку. Затем побои стали ещё страшнее. Они били меня, словно помешанные, но, как ни странно, я не чувствовала боли.
Никто из нашего квартала никогда не жаловался на побои. Девочки, которых колотили их родители и братья, держали рот на замке - ведь на карте стояла честь семьи. Они настолько привыкли, что это казалось им нормой, правда. Если бы одна из таких девочек посмела пожаловаться социальному работнику, учителю или кому-нибудь из властей, она была бы опозорена. Полиция вообще не вмешивалась в такие дела. Никто и не подумал бы вызвать полицию, как, впрочем, и я сама. Даже робкая попытка обнародовать акт насилия в семье предупреждалось угрозой: "Если ты хоть слово об этом скажешь, клянусь, я перережу тебе горло и выпью твою кровь!"
Так принято. Может, человек, рожденный на Западе, не воспринимает всерьез эти слова, но мы верим, мы убеждены в том, что нам перережут горло и церемониться будут не больше, чем с овцой, которую готовят к празднику Аид аль-Кабир.
Ничтожный поступок закончился трагедией. Дело было, конечно, не в желании уберечь мои легкие. Я не могла считаться заядлой курильщицей и не причиняла большого вреда своему здоровью. От редкой, выкуренной тайком сигареты серьезного вреда не будет. По мнению родителей, важно было только одно - неподчинение их законам.
За дочерью или женой, которая посмеет курить, закрепляется слава дурной женщины, а проще говоря - шлюхи. Но я пойду на все, чтобы и дальше попирать эти законы. Если надо, я стану засовывать голову в мусоропровод на кухне, чтобы в квартире не пахло дымом. Я не позволю им полностью меня контролировать. Поспешно затягиваясь за их спинами, я успокаивала свое острое раздражение. "Они в соседней комнате, я курю прямо у них под носом, и никаких улик, - думала я, дымя в мусоропровод. - Они думают, что такие умные и могут запретить мне все, а я поступаю по-своему!" Это было моей тихой местью.
На следующее утро я первым делом купила две пачки "Верджинии". Я прогуляла колледж и в знак одинокого протеста отправилась в свою старую школу.
Я никогда не ходила с распущенными волосами, но в тот день правая сторона моего лица была лиловой от синяков, и мне пришлось распустить волосы, чтобы прикрыть щеку.
Я была сама не своя, и друзья заметили мое странное поведение.
- Что с тобой?
- Ничего! Ничего особенного. Просто не выспалась. Наверно, подхватила грипп.
Я пришла туда, потому что чувствовала потребность открыться кому-нибудь, но, как обычно, замкнулась на первом же вопросе.
Никто не знал, что в тринадцать лет я пыталась покончить с собой. Никто, кроме нашей семьи, не знал.
Друзья не могли помочь мне. Я вернулась, как путешественница, охваченная ностальгией, чтобы вдохнуть аромат бакалавриата и утраченных по моей собственной вине иллюзий. Я все кружила и кружила в своем несчастье, почти наслаждаясь им.
- Увидимся, - попрощалась я и направилась в дальний конец гигантского здания, чтобы спрятаться на заднем крыльце. Здесь, предоставленная сама себе, я закурила - одну, другую сигарету, - размышляя о своей жизни и по привычке разговаривая сама с собой.
"Когда все уже сказано и сделано, ты не понимаешь, почему стоишь здесь. Лейла, тебе восемнадцать лет, ты уже взрослая! Ты можешь уйти из дому, начать свою жизнь где-нибудь в другом месте. Ты просто трусиха!"
Но тогда вмешался тихий голос, который сказал: "Но если ты уйдешь, ты сожжешь все мосты, связывающие тебя с семьей. Они причиняют тебе боль, но они все равно твоя семья. Семья - это все, что у тебя есть"
Я прокручивала это у себя в голове целое утро (уйти? остаться?), отчаянно куря сигарету за сигаретой, пока не зашлась кашлем. В этот момент ко мне подошел Карим, мой друг. Он единственный знал, что я всегда пряталась здесь, когда мне бывало плохо.
- Что случилось, Лейла?
- Ничего. - Я держала руку у волос, так что он ничего не мог увидеть.
- Неужели? Даже прическа у тебя необычная.
- Да вот, решила распустить волосы, дать им отдохнуть.
- Хватит гнать. - Он отвел руку в сторону и убрал с лица волосы, открывая синяки.