В связи с заявлением о разводе меня вызвали в консульство Марокко и поставили в известность, что процедура может проходить только перед лицом адулов и не во Франции. Появилась новенькая повестка в суд Марокко по семейным делам. Теперь Муса обвинил меня в супружеской измене - естественно, без всяких доказательств и по-прежнему, не явился на заседание. Слушание отложили. А я намеревалась получить развод во Франции.
Поскольку развод все еще не был зарегистрирован, родители не прекращали попытки защитить гордость семьи:
- Когда он вернется, ты должна позвонить ему и попросить прощения.
Прощения? Прощения за то, что он против моей воли взял меня в жены? Да ни за что!
Они хотели этого брака; отец бил меня за него, и, несмотря на полный провал и все страдания, которые я перенесла, родители все еще считали отречение худшим, что может со мной случиться. Теперь они пытались восстановить контроль над моим поведением.
Как-то вечером мы с коллегами отправились в ресторан. Домой я вернулась в половине десятого вечера. Позвонил мой брат:
- Допрыгалась! Папа знает, что тебя не было! Он хочет тебя видеть!
Я сказала себе, что нужно перерезать пуповину сейчас - или никогда. Отец поджидал меня, сложив руки за спиной.
- Где ты была?
- Только падшие женщины гуляют в такой поздний час! - присоединилась мать.
Отец велел ей замолчать. Решать такие проблемы было его делом.
- Подойди сюда! Где ты была?
- Ужинала с коллегами в ресторане.
- Как, по-твоему, это подходящее время для ужина?
- Папа, сейчас половина десятого. Подумаешь! Я могу пойти в ресторан и без...
- Нет! Тебе совершенно нечего делать вне дома в такой поздний час. Подойди! Дыхни.
Все начиналось заново. Женщина, которая гуляет и курит, - развратница, даже если ей двадцать четыре и она замужем.
- Ты курила!
Он ударил меня по лицу и обозвал по-арабски:
- Убирайся! Ты ничем не лучше проститутки! Муса был прав во всем; ты просто плохая жена!
- Не мудрено, что он ушел, - добавила мать. - Зачем мужчине жить с тобой? Да сколько бы ты не выходила замуж, ты все равно разведешься. Ты куришь, ты обычная шлюха!
Отец добил меня, еще раз плюнув мне в лицо:
- Ты мне отвратительна!
Меня словно парализовало. Не помню, что хотела высказать им. Наверное: "Какого черта, разве я недостаточно для вас сделала? Дайте мне жить спокойно! Я ничего дурного не совершила! Я не спускала штаны на глазах у всего честного народа! Сходила в ресторан и только!"
Но мозг был заблокирован: я не могла ничего сказать; стояла, сжав кулаки от такой несправедливости: "Это твоя вина, во всем виновата только ты". Я могла выслушать и вытерпеть все, кроме: "Муса был прав. Ты плохая жена".
- Или ты вернешься на прямую дорогу, - подытожил отец, - или будешь сама разбираться со своим сыном. У тебя отныне нет семьи! Никогда не желаю тебя видеть.
Я и по сей день вижу нас в той комнате, лицом к лицу, когда он сказал:
- Ты останешься с ним! С ним, и ни с кем другим - или ты больше не наша дочь!
Он разбил мне сердце. Мне никогда не стать свободной. Они знают, как можно нас удержать. Семья оберегает от внешнего мира, и нам трудно справляться одним. Это происходит потому, что с самого детства мы зависимы и несамостоятельны. А еще, потому что мы любим наших родителей. Девушка из Северной Африки едва ли когда-нибудь сожжет все мосты. Она может этого желать, может все время искать коробок спичек, а потом, в последний момент, страх оказаться покинутой, отвергнутой и одинокой остановит ее поиски. Это пуповина обвивается вокруг нас, душит до смерти, даже если мы родились во Франции. Я дважды уходила из дому и дважды возвращалась. Страх свободы, страх полететь, потому что крылья подрезаны. Я больше не уверена в том кто я такая. Лейла - дочь своего отца, Лейла - жена незнакомого человека, или Лейла мать маленького сына. Только в последнем я была уверенна, но родители не считали меня достойной матерью. "Если ты не вернешься на прямую дорогу... " Это была дорога покорности, а так же всего, что и сопутствует и сводит меня с ума.
Я снова хотела умереть. Действительно хотела. Чтобы окончательно покончить со всем. Я смертельно устала и выбилась из сил - даже мой сын не удерживал меня больше в этой чертовой жизни, где я была виновата во всем, всегда наказанная, всегда запертая.
Взяв в руки Коран, я словно просила Аллаха идти вместе со мной. Я проглотила все антидепрессанты, которые дали мне в больнице, и села читать случайно выбранные стихи в пустой квартире. А после отключилась.