— Кто там? — спросила Соня.
И он не нашел ничего, как ответить:
— Это я.
— Кто это?
— Поль.
— Ах, это ты? Сейчас открою.
Сейчас — это громко сказано. Целая система цепочек, засовов и замков защищала Соню от всех опасностей внешнего мира. Она всегда запиралась на все засовы, словно в городе было осадное положение. Наконец она справилась со всеми замками. Почти не удивившись столь раннему визиту, Соня попросила говорить потише, чтобы не разбудить Изабель.
— Я задержался у друзей до утра. Не покормишь ли ты меня завтраком?
— Конечно, я как раз варю кофе.
Они прошли в небольшую, тщательно прибранную кухню. Стоявший на буфете будильник громко тикал. Этим звукам вторил кофе, стекавший каплями в коричневый керамический кувшин. Поль зевнул.
— Изабель вернулась очень поздно, — сказала Соня, — пусть поспит.
— И конечно, она задержалась на совещании?
— Какое еще совещание? У нее была репетиция Представь себе, друзья решили дать ей роль в пьесе, которую ставят. Я прочитала ее. И должна тебе сказать, что эта роль вполне подходит для амплуа Изабель.
— Мы снова вернулись в театр?
— А почему бы и нет? Что не нравится тебе?
— Ничего, но я хотел бы, чтобы она продолжала учиться. Одно другому не мешает.
— Я тоже думаю так.
Обрадовавшись, что хотя бы в чем-то Поль согласился с ней, Соня принялась намазывать маслом тосты, только что вынутые из гриля.
— Изабель сожалеет, что не смогла до сих пор встретиться с тобой.
— И я тоже, — произнес он, опуская сухарик в кофе.
Между ними установилось какое-то негласное временное перемирие. Одержав победу в недавнем споре, Соня была готова проявить снисходительность к побежденному. Что же касается Поля, то помимо усталости он испытывал после бессонной ночи блаженство в предвкушении скорой встречи с Изабель.
— И ты действительно любишь ее? — спросила Соня. В ее голосе неожиданно прозвучала материнская гордость.
— Да, люблю.
— Как настоящий отец?
— Пойми же меня, — сказал Поль. — Моя жизнь сложилась так, что я увидел неожиданно не ребенка, а взрослую девицу. И мне не понять, какие чувства должен испытывать настоящий отец. К прошлому вернуться нельзя, поскольку его попросту нет. Мне дорого лишь настоящее, что вовсе не оправдывает твои оскорбительные подозрения.
— Я погорячилась. Вспомни, ты ведь тоже за словом в карман не полез. Речь шла о серьезном шаге. Наши точки зрения не совпали. И что же, я должна была набрать в рот воды?
— Мы всегда слишком много говорим, — сказал Поль.
Он замолчал. Ему в голову пришла мысль, что Соня вовсе не такая, какой он представлял ее на протяжении многих лет. Возможно, она поступала так, как ей казалось лучше. Он был уже готов простить все ее меркантильные связи, действительные или воображаемые. Возможно, он был не прав. И что, собственно, он знал о ней? Можно оправдать любое вранье, если это ложь во спасение. «Вот, представьте себе, — рассуждал он, — молодая женщина без всяких средств к существованию „залетает“. Как можно осуждать ее за то, что она пытается найти отца своему ребенку?» Если рассуждать таким образом, то становится понятным многое в поведении Сони, когда она вводила его в заблуждение. Она шла напролом, пытаясь сохранить самое дорогое, что было у нее, а именно Изабель. Соня проиграет в любом случае, поскольку Изабель вовсе не ее собственность. В конечном счете Соня останется у разбитого корыта. Это старо как мир.
Неожиданно для самого себя Поль положил руку на плечо Сони. Она улыбнулась. «Изабель спит в своей комнате, а мы тут на кухне говорим вполголоса, чтобы не разбудить ее. Вот где проходит демаркационная линия!» От этой мысли Полю захотелось плакать. Он зажег сигарету и почувствовал, что у него кружится голова. Он потер лоб левой рукой.
— Ты совсем спишь, — сказала Соня. — Может, отдохнешь немного в моей комнате? Я приведу себя в порядок, а затем уйду по своим делам.
Он позволил ей проводить его в знакомую до боли комнату, куда сквозь занавески проникал молочный свет зимнего утра. Он вытянулся на кровати поверх покрывала.