— Как твоя тетя может жить одна в такой глуши? — спросила Маривонна. Приближавшаяся ночь навела ее на грустные мысли.
— Она рисует Пречистую Деву в разных вариантах.
— И только ее? Какой ужас!
— Ха! Кому от этого плохо? И потом, она себя здесь лучше чувствует, чем в психиатрической больнице.
— Как? Она лежала в психушке?
— Да, но очень давно.
Совместными усилиями девушки приготовили обед, почистили для жарки картошку. Время от времени Маривонна для храбрости прикладывалась к бокалу красного вина. На кухне стояла допотопная печка, топившаяся углем. Как оказалось, это была самая чистая комната во всем доме.
— По утрам на час приходит домработница и немного прибирает. Другими же комнатами никто не занимается.
Не успела Маривонна подумать о том, что в жизни не может быть ничего хуже, чем остаться на старости лет в нищете и одиночестве, как в комнату вошла тетушка Заза, которую Изабель пригласила к столу. Старушка рассталась со своим балахоном и надела старое черное платье, высокий ворот которого был отделан стразами и напоминал собачий ошейник.
— А вы совсем неплохо поработали, крошки мои, — произнесла тетушка, окинув взглядом накрытый стол.
И она торопливо принялась за еду, словно за столом никого больше не было. Изабель как ни в чем не бывало беседовала с подругой.
— А произошло вот что, — пояснила она. — Мама рано осталась сиротой. Она иммигрировала вместе с дядей. У него были кое-какие сбережения — и ты можешь видеть, что осталось от них. В Париже он познакомился с тетей Зазой и женился на ней. Вот уже пятнадцать лет, как его не стало.
Маривонна улыбнулась тетушке. Она была смущена тем, что они говорят о присутствующем здесь человеке, который не может участвовать в их разговоре.
— Не слишком ли вам одиноко в такой глуши? — громким голосом спросила девушка.
Старушка ответила не сразу.
— Нет. Мне здесь хорошо. Время от времени меня навещает племянница. Изабель тоже приезжает. Вот племянник никогда не бывает здесь.
— Как странно, — произнесла в полном замешательстве Маривонна, — я поговорю с ним, чтобы он навестил вас.
— Пожалуйста, будьте любезны.
Изабель поднялась, чтобы поменять тарелки. Проходя мимо Маривонны, она шепнула ей на ухо:
— Не грусти. Все не так плохо, как тебе кажется. Ко всему здесь можно привыкнуть.
Она заметила, что подруга вот-вот расплачется.
— Только, пожалуйста, не плачь. Лучше поговори со мной. Чем занимается мой отец? Встретился ли он с друзьями?
Подготовка ко сну началась с того, что они подняли наверх по большому кувшину с горячей и холодной водой. Как только дверь за ними закрылась, Изабель обняла подругу:
— Представь себе, мне стало гораздо веселее на душе.
— Правда?
— Прости меня.
— Слегка умойся и поскорее ложись спать. Утро вечера всегда мудренее.
Опустившись перед печкой на колени, она орудовала небольшой железной кочергой.
— Если хорошенько расшевелить поленья, то печка будет теплой до самого утра.
Сидя в чем мать родила на краешке кровати, Маривонна рассуждала вслух, опустив ноги в маленький тазик.
— Все это мне напоминает пансион. В нем я пробыла целых два года. Вначале мне приходилось нелегко, но со временем я привыкла.
Утомившись таким примитивным способом наводить чистоту, она поспешила нырнуть под простыню. Изабель сократила еще больше время своего туалета.
— Хотя и дырявые простыни, но зато чистые. Вот видишь, здесь совсем не так уж и плохо.
Они лежали лицом друг к другу.
— Ты еще сердишься на меня? — спросила Маривонна.
— Нет. Чтобы не бояться, надо знать врага в лицо. Придвинься-ка поближе.
Она выключила лампу. Крепко прижав к себе Маривонну, она выдвинула вперед коленку.
— Вот теперь мне нисколечки не страшно. Вот теперь я больше не ревную.
Некоторое время спустя они шептались в темноте.
— Если мне все-таки удастся уехать в Прованс вместе с папой, то было бы хорошо, если бы ты присоединилась к нам.
— И ты не будешь дуться?
— Нет. Мне кажется, что все теперь встало на свои места. Это и впрямь будет здорово. Мы отлично проведем время в деревне. Будем играть в белот, пасти овец. И нам не придется больше говорить с теми, кто до сих пор досаждал нам. Например, с Бернаром. Я никогда больше не произнесу его имени. Никогда.
— Не плачь, — утешала ее Маривонна, — умоляю тебя.
Это превратилось у них в какую-то игру. Полночи они поочередно утирали друг другу слезы. К утру девушки были почти без сил.